– Сеньор, сеньор! Ответьте!

Он тщетно тряс его. Андрес Бертолоци больше не мог ответить!

На берегу, возле глубокой расщелины, у входа к узкому песчаному пляжу, на величественных вершинах скал, о которые разбивались морские волны, и на Мысе Дьявола не было никого, кого мог охватить его пристальный взгляд. Ни души, ни человеческого пристанища, лишь жалкая лачуга, сокрытая темной вершиной Мыса Дьявола, уходящего в глубь моря.

Это название хорошо подходило скалистой пустынной местности, под низкими плотными серыми тучами, такими низкими и близкими к земле, словно хотели ее поглотить. Твердым шагом Франсиско Д'Отремон подошел к хижине и позвал громким голосом:

– Бертолоци!

Имя гулко отдалось в пустой комнате без дверей и окон, почти без мебели. На убогой кровати лежало окаменевшее тело, выделявшееся под простыней, удивительно чистой для такого места. Пораженный Д'Отремон прошептал:

– Бертолоци…

Он махом сдернул простыню и увидел покойного, на лицо которого смерть уже наложила свою маску, с трудом узнавая в нем молодого мужчину, здорового и высокомерного, его соперника. Седина пробивалась сквозь спутанные темные волосы, густую бороду, покрывавшую худые щеки; тень великого покоя лежала на закрытых веках. Вздрогнув, Франсиско Д'Отремон накрыл лицо и отошел.

Он пришел слишком поздно. Эти лиловые губы уже не раскроют тайн. Они замолчали навсегда. Рука Франсиско Д'Отремон нервно нащупала непрочитанное письмо. Он берег его, как оружие, отраву, как спящую ядовитую змею. Но перед неподвижным телом он разорвал конверт и шагнул к окну без створок, сквозь которое проникал белый свет нового дня.

«Пишу тебе из последних сил, Франсиско Д'Отремон, и прошу прийти ко мне. Приходи без страха. Я не зову тебя для мести. Слишком поздно получать кровавую плату за все, что ты нам причинил. Ты богат, любим и уважаем, тогда как я нахожусь в унизительной нищете и жду приближающуюся смерть как единственное избавление. Не хочу повторять, насколько я ненавижу тебя. Ты и так знаешь. Если бы я мог убивать одной мыслью, тебя бы давно уже не было. Меня иссушила злоба, овладевшая душой…»

Франсиско Д'Отремон прервал чтение и взглянул на каменный лик под простыней, чувствуя нарастающую тревогу, и как становится трудно дышать в этой лачуге, которая словно отвергала его; он снова вернулся к чтению.

«…Злоба убивает меня сильнее спиртного и одиночества. Из-за ненависти я молчал столько лет. Теперь же я расскажу кое-что интересное. Письмо вложит тебе в руки мальчик. Ему двенадцать лет, но никто не потрудился окрестить его и дать имя. Я зову его Хуан, а рыбаки побережья Хуан Дьявол. В нем мало человеческого. Он хищное животное, дикарь, я вырастил его в ненависти. У него твое порочное сердце, а я дал полную волю его наклонностям. Знаешь почему? Скажу на случай, если ты не решишься приехать и выслушать меня: это твой сын…»

Письмо задрожало в руках. Вытаращенными глазами он снова взглянул на влекущие огненные строки, одним глотком выпивая яд последних слов.

«…Если он стоит перед тобой, всмотрись в его лицо. Иногда он твой живой портрет. Иногда похож на нее, проклятую. Он твой. Бери его. У него отравлено сердце, а душа испорчена злобой. Он знает только ненависть. Если заберешь его, он станет твоим наихудшим наказанием. Если бросишь, станет убийцей, пиратом, грабителем и закончит дни на виселице. Он твой сын, твоя кровь. Вот моя месть!»

Побледнев от ужаса, затем покраснев от негодования, Франсиско Д'Отремон скомкал письмо – последнее послание побежденного соперника и неподвижного врага. Его торжество после смерти было так же велико, как его падение при жизни. В порыве безудержного гнева он подошел к постели и открыл лицо покойного. Дрожа от негодования и ярости, он выкрикнул:

– Ты лжешь! Лжешь! Это неправда! Почему не дождался меня, чтобы признаться? Ты лгун! Трус! Каким и был до самой смерти! Трус, да, трус! Тебе не хватило духу встретиться со мной. Как мужчина, чтобы призвать к ответу. А теперь, почему же ты умер? Почему не дождался меня? – он отступил, пошатываясь, а взор обволакивал красный туман, уносивший его от действительности. – Ты самый подлый обманщик, и твоя глупая месть меня не настигнет! Нет!

– Сеньор Д'Отремон! – раздался тихий голос Педро Ноэля.

– Это неправда! Это неправда!

– Д'Отремон! – повторил Ноэль, приближаясь. – Д'Отремон!

– Трус… Негодяй…!

– Друг мой, вы лишились рассудка?

– Что? – расслышал наконец Д'Отремон.

– Вы не здоровы, не в себе. Очнитесь же…

– Ноэль, друг Ноэль…

– Успокойтесь, пожалуйста. Успокойтесь…

Франсиско Д'Отремон с трудом заставил себя отойти от постели мертвеца, вместо него Педро Ноэль уважительно приблизился к ней.

– Он обманщик. Обманщик и мерзавец! – глухо отозвался Д'Отремон.

– Он уже ничто, друг мой, лишь грустные останки. Оставьте его и пойдемте.

– Как вы здесь оказались? – спросил Д'Отремон, стряхнув оцепенение.

– Я посчитал правильным отыскать вас. Баутиста указал дорогу. Похоже, я прибыл вовремя, а вот вы опоздали. Пожалуй, пойдемте же.

– Подождите, подождите, а где мальчик?

– Какой мальчик?

– Который принес письмо. Где он?

– Не знаю. Я никого не видел. Полагаю, несчастный Бертолоци жил в полном одиночестве.