Шрифт:
Выдрал руку и вновь двинулся к двери.
– Что мне охотникам говорить?
– возмутился ему в спину Дэшон.
– На кого мы идем?
– На Зверя, - бросил Рен, не оборачиваясь.
– Зверя?
– переспросил Дэшон.
– Которого? У нас тут зверей - куда ни… - оборвал себя, потому что Рен все-таки обернулся и уставился прямо в глаза.
И Дэшон понял, о ком идет речь.
Очередная глупость, выдумка, легенда. Главный оборотень. Зверь с самой что ни на есть большой буквы. Это он обращает людей в монстров, он защищает монстров, укрывает от охотников, он стелит под ноги волчьи тропы и швыряет снежные бури в лица людей, чтобы сбить с пути. И его победить нельзя никак - он бесплотный дух.
И лишь когда в эти горы пришли люди, он научился обретать плоть. Говорили, он делал уже это дважды за последние столетия - и дважды был повержен. И каждое поколение охотников готовилось к тому, чтоб одолеть его снова, если придет в третий раз.
А знахари твердили: нельзя было людям приходить в этим горы. Не просто так - Запретные. Без людей Зверь не мог стать истинным.
Во все это Дэшон не верил. Как объяснить факт, что даарцы никак не справятся с оборотнями? Придумать большого босса, победить которого невозможно. И вечно готовиться к бою.
Но Рену он об этом не говорил: война с оборотнями для Даара была священной. И не ему, пришлому, ставить под сомнение существование ее главной цели.
Но теперь все зашло слишком далеко.
– Того самого Зверя?
– спросил Дэшон очевидное.
– Ты так решил, потому что этот ревел громче остальных?
– Заткнись, Д-шон!
– прошипел Рен и даже почти правильно произнес его старое имя. Что означало, что сейчас он серьезен как никогда.
– Ты чужак. Ты его не чуешь. Бей в колокол.
И хлопнул за собой дверью.
Дэшон бегом направился в коридор. Он мог спорить с Даареном сколько угодно, но когда тот отдавал приказы, выполнял быстро и беспрекословно. К тому же, что бы за зверь ни ревел, охотников нужно созывать.
А даже если и правда тот самый - разве это плохо? Ночной кошмар обрел форму, и теперь его можно победить. Так чем это плохо? Даже если предположить, что он, как говорят, умеет оборачиваться по своему хотению и в человека, и в животное, и в птицу. Что они - птицу не победят? Пусть даже очень большую и злую птицу. А с животным уж точно справятся.
Так чего им бояться? Рычит громко? А Рен себя слышал? Как он сам рычит, когда злится?
Дэшон добрался до винтовой лестницы, взялся за перила, выдохнул и быстро пошел вверх.
“Уйду на пенсию, - мрачно подумал он.
– Вот возьму и уйду. Возраст уже не тот, чтоб по лестницам бегать…”
И перешел на бег.
“Оборотни, тропы, звезды, ветви, травы, - перечислял про себя все, что мог вспомнить о Звере.
– Человек, животное, птица. Хочет уничтожить людей. Очень страшно, да, нас тут все местные пытаются уничтожить, и ничего, живем. Громко ревет, значит, большой. Великаны тоже большие. Что я упускаю? Еще раз: оборотни, тропы, звезды…”.
Почему-то покоя не давали звезды.
Говорили, знамением его появления станет яркая звезда в небе. Звезда, которой не было до дня, когда он придет, которой не будет после. А Дэшон никаких новых звезд в последнее время не замечал, хотя небо всегда изучал внимательно. Поначалу, когда только попал сюда, надеялся определить по звездам, куда это его занесло. Потом - по инерции. Звезды тут были близко, низко, небо - чистым, мерцающим, бездонным. Дэшон пытался рисовать созвездия и составлять звездные карты. И потому точно знал: никаких новых звезд на небе в последнее время не появлялось.
Он уже почти поднялся по лестнице, почти добрался до колокола, когда споткнулся и схватился за перила и мотнул головой, отгоняя одну простую мысль: день, когда зверь придет, и день, когда зверь заревет, - это разные дни. Вряд ли он родится - и сразу примется уничтожать род людской, так?
И мысль была бы не настолько важной, если б не внезапно вспыхнувшее давнее воспоминание. Дэшон и не думал, что вспомнит об этом, мелкой незначительной детали, мелькнувшей в череде серьезных событий тех дней. С тех пор, черт возьми, уже почти двадцать лет прошло. Если быть точнее - девятнадцать.
***
Девятнадцать лет назад Каарэй зачем-то вышел на балкон среди ночи.
Рен тогда был в отъезде, очередном походе, впервые - без Дэшона, потому что оставил того присматривать за Роанной, которая должна была вот-вот разродиться. Королева находилась в своих палатах в окружении знахарей и повитух, Дэшон бродил по коридорам, потому что внутрь его не пускали, а сидеть на одном месте он не мог.
Потому и заметил: Каарэй вышел на балкон. Стоял, держась за перила и запрокинув голову. И не шевелился - искал что-то в небе. Пятилетний, он был уже невероятно взрослым, серьезным и по-отцовски мрачным ребенком, потому Дэшона и удивила такая заинтересованность небом. К тому же вышел он в легкой одежде - и тут весь в отца. Дэшон сбросил с плеч плащ, шагнул на балкон и набросил Рэю на плечи. Спросил: