– Читай, студент! – одобрил он, узрев меня перед шкафом. – Мемуары Ливингстона для затравки возьми, такого вам профессора не расскажут: как бегемоты лодки с туземцами топили. Бегемот, шоб ты знал, – самый опасный зверь на Земле.

Опять бегемоты, удивленно подумал я. Да что на них, свет клином сошелся?! А насчет опасные – и спорить не о чем, достаточно посмотреть на того, что передо мной стоит с наколкой оскаленного волка на груди и двумя орлами на ключицах. Нет, один, кажется, то ли беркут, то ли сокол.

– Галерею разглядываешь? – довольно заметил Юша. – Вот тебе ещё.

Он повернулся, и я увидел на широкой спине двух быков, столкнувшихся лбами.

– Это по молодости, – пояснил штурман. – Дури было много, быковал… По ходу, рогомётов разных набивать нежелательно. Другое дело – волк. В старые времена колото. Оскалил пасть на советскую власть. Или, скажем, котяра. Кот значит – коренной обитатель тюрьмы. Таким я и был.

Он показал татуировку кошачьей морды – справа на боку, недалеко от печени. Кот нагло ухмылялся, прищурив глаз. Он и впрямь смахивал на Юшу, а заодно на булгаковского Бегемота (будь они неладны, я так скоро с ума сойду!).

– Некогда культуру хавать, – отрезал Юша. – К охоте пора готовиться.

– На кого?

– Звиняй, дядьку, кабанчика не загнали, придётся на гиену.

Что-то я почуял нехорошее в этом приглашении. Тайный смысл. И разгадывать эту задачку у меня охоты не было, простите за каламбур.

– Не, дядя Толя, я как-то не того…

– Не очкуй, пенсне вспотеет! Что, лучше срань в научном отделе у Динки со стен слизывать?

Меня от такой образности передернуло. Картина представилась мне до омерзения реально.

– А что делать-то?

– Не бзди, Макар, твой номер шестнадцатый в очереди на взлом мохнатки.

– Взлом мохнатки – это как?

– По старому кодексу – 117-я, по новому – 131-я. Изнасилование. Короче, я одеваюсь.

– А я?

– А ты можешь раздеваться. Если хочешь со мною голышом шлындать. Сиди пока и нишкни.

Одевался Юша неторопливо. А я за это время попытался кое-что прояснить из того, что не понял в кабинете. Про ломщика, хитрый домик, затыканную ширму…

– Ты, Шурик, как с пальмы слез, – вздохнул штурман, натягивая брюки. – В обратку, что ли, пустился? Из человека к павиану? Людскую речь не сечешь…

Оказалось, ломщик – мошенник, который дурит людей при обмене денег. Про конкретности Юша рассказывать не стал, но, например, «кукла» – это пресс купюр, сверху настоящие деньги, а внутри – нарезки из бумаги. Еще с царских времен фокус практикуют и до сих пор проходит. В лихие девяностые ломщиков было выше крыши, а сейчас народ все больше стал безналичкой в крупных делах рассчитываться. Вот ремесло и деградирует.

Насчет «хитрого домика» – это оперативный отдел на зоне. Нынче его кликают отдел безопасности. Серьезные арестанты, «братва» вроде Юши, если их туда вызывают, берут «очевидца» – какого-нибудь зэка. Чтобы не подумали, что тот, кого вызвали, – стукач или его вербуют как «агента».

А про ширму – совсем просто. Так карман называют. «Втыкать» – воровать по карманам.

Я чуть было не спросил про «уру-ру», однако вовремя вспомнил, что за него я услышал уже частным порядком, под окном. Так что лучше воздержаться до времени.

Но тут разгадка пришла сама по себе.

– Э, кузьмич, уру-ру! – громыхнул дядя Толя от двери, где при входе за ширмочкой обнаружилась вешалка.

Я вздрогнул.

– Дядя Толя, я опять не понял… Это чего – уру-ру? Галстук?

– Обращение это русское, дятел! Вроде але-мале, но больше наше, тюремное. Короче, значит «прошу внимания».

Штурман предстал передо мною во всей красе. Я даже не предполагал, что он может так одеваться. Дымчатый костюм из тонкого вельветона, снежно-белая сорочка, сверкающие чёрные импортные туфли…

– Рот захлопни, а то вафлю словишь. Как прикид?

– Впечатляет.

– То-то. В таком – либо на толковище, либо на охоту.

– А что за гиены? – Подозрительность моя усиливалась.

– Гиен, что ли, не видел? Так я покажу.

И штурман повел меня в даль светлую.

Вернее, в темную – к вольеру с гиенами. Территория, отмеренная этим тварям, находилась в довольно глубокой впадине – метра четыре, не меньше. От посетителей её отделяла плетёеная стальная сетка-рабица: а то ещё свалится кто ненароком. Внизу было сумрачно и сыро, по вольеру площадью «квадратов» сто, а то и все сто пятьдесят рыскали несколько облезлых особей, знакомых мне по мультфильму «Король Лев». Омерзительные, на тощих ногах, шерсть грязно-серая, с лёгким оттенком ржавчины. Одна гиена присела и подняла вытянутую морду в нашем направлении. Я почувствовал острую потребность тут же по ней крепко вмазать и почему-то непременно лаптой. Тварь уловила, вскочила и быстро засеменила прочь.

– В одиночку они, гниды, трусливые, – пояснил Юша. – А если в стае – хрен отобьешься. Наглые, дерзкие, бешеные суки. На взрослых людей нападают, не говоря за мелкий скот. Если стая небольшая, тогда и капканами можно обойтись. А когда совсем уже невмоготу, залютовали своей борзостью округу – нужен серьезный отстрел.

К тому времени я, конечно, всё понял. И раньше-то понял, но надежда ошибиться оставалась. Гиена – это, понятно, Митя Ломщик. Но отстрел… Для полной радости не хватало только в «мокрое дело» вляпаться. Вот что такое «мокруха», я точно знаю. Не павиан.