С тех пор фруктами никогда и никого он не одаривал, как ножом отрезало. Угощал, - было, но не одаривал, те накусанные и разбросанные по неухоженному соседскому двору яблоки всё перед глазами стояли.

– 2 -

Чуткая полудрёма, прерванная отъездом солунских мужиков, так больше и не вернулась. Апанас, покряхтывая, поворочался с боку на бок, потом разом, откинул овчинный полушубок, которым был укрыт и слез с можары. Не успеешь и глазом моргнуть, вот оно уже и утро, хоть и выморочное не проходящим туманом, но утро. Надо быков поить-кормить, самим, чем Бог пошлёт перекусить. Сыновей долго расталкивать не пришлось, старший, Андрей, услышав, что отец поднялся, так тот сам вскочил.

Андрей, и характером и внешним обличием весь в отца. Невысокий, крепкий, волосом тёмный, ''под горшок'' стриженный, лицо мелкими родинками, как конопушками побито, отцу первый помощник, пробовал даже привоем в саду заниматься, и хоть всё, вроде, так делал, как отец показал, ни одна прививка не прижилась. ''Рука, видать чижолая,'' - подумал тогда Апанас. Подтвердилось это предположение, когда впервые старшему доверил кабана заколоть. Не дёрнулся кабан, даже ногой не дрыгнул. ''Хоть бы мясо не спортилось,'' - промелькнула неприятная мысль в голове. Как в воду глядел. И облегчён кабан был в своё время, как положено, нет, не то мясо, хоть убей, не то. С горем пополам солонину доели. Вроде и солил как всегда, какая там особая хитрость нужна, всё, как обычно делал, а вкус у мясца получился с горчинкой какой-то. Помалкивал, ни с кем из домашних словом о том не обмолвился, и уже смирился с тем, что больше себе надумывает по этому поводу, как вдруг однажды за обедом, Одарка, поставив на середину столешницы огромную глиняную чашку, доверху наполненную дымящимся борщом, с плавающими по багрово-красной поверхности внушительного размера кусками жира, сказала, с каким-то внутренним недовольством:

– И шо оно такэ мясо у нас получилося? Як деревянное. И привкус якый-то.

– Та шо Вы такое, мама, балакаете, - под шумок выхватывая деревянной, вырезанной когда-то из грушевого дерева дедом Прокофием ложкой кусок попостнее, возразила Ксюха, - Мясо, як мясо.

– А ты бы не встревала в разговор, кода старшие балакают, - строго присекла её мать.

С тех пор колол кабанов либо сам Апанас, либо доверял это дело младшему сыну, Савелию.

Савелий, - полная противоположность младшему. Высокий, ликом красив, с выразительными, василькового цвета, глазами, волосы светлые, пышные, словно специально завитыми кольцами на лоб ниспадают. Одарка частенько, бывает, нашёптывает на ухо мужу, - всех сельских девок, мол, перепортит их любимчик, на что Апанас всегда переворачивается на другой бок и отмахивается рукой: ''Перекрестись! Накаркаешь!'' Савелий в кости широк, силы в руке немалой, одними пальцами, как-то новый, ещё в смазке гвоздь согнул и, видя, как недовольно насупился отец, - чего попусту добро переводить?
– тут же аккуратненько, без особой натуги, выровнял, опять-таки пальцами. В отличии от Андрея рассудительный, и даже покладистый, в движениях не резкий, лишнего слова из него не вытянешь: спросишь чего - сначала подумает, только потом скажет. Иной раз так и приходится за язык тянуть, что да как? Подметил Апанас, так у него только с родителями, а между собой братья иной раз и спорили, однако за Андреем меньшой признавал старшинство безоговорочно. Разница между ними-то и была каких-то полтора года, а всё таки. На глазах вроде росли, а Апанас уже и не помнит, когда Савелий стал перерастать старшего брата. Теперь вон что получилось, на целую голову выше. И в кого такой удался? В Полуляховском роду все мужики, вроде, не выше среднего роста. Ещё от деда Апанас знал, что предок их, казак Запорожской Сечи, привёз из набега панночку, которую сделал своей женой. Своенравная попалась полячка, с характером, по-первах намучался с нею казак, не проведи Господь - цэ не так, та ото не оно! Терпел, сколько мог, а когда всё терпение вышло, схватил в горячке плётку, да так отходил, что та с неделю спать могла только на животе и, как бабка пошептала, всю спесь до капельки выбил. Так и прожили до старости в мире и согласии. Дети, которых породили они, были уже полупольской, полухохлацкой крови, отсюда и фамилия - Полулях.

На ярмарку собирались не без ругани. Не обошлось. В отцовскую можару накатали гарбузы первого урожая, выращенные по новой методике. Выбирали самые, что ни есть крупные. Зато и расхватали их за пару дней, да так, что иной раз дело до потасовки доходило, уж больно пригляделся необычный товар покупателям. Казалось бы, -эка невидаль тыква, ан нет! Сметнул чуть позже Апанас, брали товар люди больше на семена, а ведь тут не в одних семенах дело. Андрей торговал картофелем. Тоже с распродажей управился быстро, а вот у Савелия с яблоками торговля застопорилась. Ещё когда загружали подводу Андрея, Савелий сказал отцу:

– А яблоки валом сыпать не будем, батя.

– С якого- какого перепугу?
– недоумённо нахмурился Апанас.

– А с такого, батя, шо яблокы це тоби нэ барабуля. Если насыпать валом, хохлы станут яблокы выбырать, а значит, в общей куче ковыряться, як свинья в корыте.

– Ладно, если не валом, як?
– всё ещё не понимающе посмотрел на сына отец.

– В сапетки наложим. У нас шесть продолговатых сопеток. Так?

– Ну, так.

– В каждую сопетку будэмо укладывать яблоки по сортам. Вот они яблочки перед тобой, один в один. Выбирай на здоровье!

– Это шо ж, недогруз получается? Скоко пустоты дуром повезёшь.

– Пустоты заложим другими сортами, твёрдых пород, шоб меньше подавились. Возни, конечно, больше и торговать поначалу затруднительно, зато продукт рассортированный будет.

– А шо, батя, правильно Савка говорэ, - поддержал брата Андрей.

– Ты-то хочь помовчи, - раздосадованный поучением сына, но больше потому, что своей головой не дошёл, недовольно оборвал старшего Апанас.
– Не рановато цыпля начинае курицу учить?

Тут за сыновей вступилась мать и с доводом Савелия пришлось согласиться. Дед Прокофий участия в сборах не принимал, советов тоже не давал, всё больше на младшего поглядывал, пряча довольную усмешку в бороде: толковый хлопец вырос.

Вначале, и правда, торговля у Савелия застопорилась. Сапетку с приглянувшимися покупателю яблоками, можно было и вытащить, да вот беда, не дай-то Бог ручки оторвутся, к тому же легко попортить уложенные вокруг неё плоды другого сорта, поэтому продавать сначала приходилось из сапеток, и потом ещё какое-то время ушло на сортировку. Апанас с усмешкой поглядывал на суетящегося вокруг подводы сына, но помочь ничем не мог, не до того было, у самого из рук гарбузы рвали.

Вскоре, однако, управились и сыновья. Оставив отца приглядывать за быками, они пошли передохнуть, да за одно и на ярмарку посмотреть. К обеду вернулись, что-то бурно обсуждая на ходу, но замолкли, как по команде, когда подошли.

''Не иначе, як затеяли чего-то?'' - подумал Апанас, но с расспросами не приставал. После обеда, когда сыновья уселись в тени подводы, спор между ними снова возобновился и, хотя разговаривали они тихо, отец, для вида дремлющий, облокотившись на колесо можары, понял, о чём идёт речь. Савелий отговаривал брата, задумавшего сорвать приз - сапоги, что были подвешены к тележному колесу на самом верху гладко обработанного столба возле ярмарочной карусели и циркового балагана ''Шапито''.