— Плохо, плохо, это ой как плохо! Он не должен был… Ой-й-й!

— А ну, рассказывай. Я о таком и не знала, ну так я и родилась позже тебя, — Кая взяла ее за руки, успокаивая.

Та шумно подышала, все-таки справилась с собой и быстро заговорила:

— Это старый удэши, очень-очень старый. Он, наверное, один из первых из Стихии вышел! Не знаю, может Акмал знает точно. Он… Страшный! Мне Янтор рассказывал: чтобы его усыпить, пришлось всем удэши собраться, всех Стихий! И то еле справились! А если бы не усыпили, он бы все порушил, всех людей поубивал, потому что сильно недоволен был: считал, что все его должно быть, по старшинству-то. С другими делиться не хотел.

Все собравшиеся в комнате переглянулись.

— Родничок, а какой он? Как Акмал — великан?

— Что вы! — она даже замахала ладошкой. — Акмал против него махонькая совсем была бы! Он даже больше Эфара был, я знаю, мне Янтор рассказывал. Эфар был как могучий дуб, а этот — как гора. Чтоб его надолго усыпить, пришлось делать огромную яму, и то земляное покрывало над ним высоко вздымалось.

— Это где ж… — озадачится Трой.

— Не знаю! — Ниилиль помотала головой. — Очень давно закопали, кто мог — еще насыпал, а земля со временем проседала. Акмал, может, и помнит.

— Ты лучше скажи, чем нам это грозит? — напряженно уточнил Яр. — Он что… Пойдет всех убивать?

— Может, — закивала она. — Он злой-злой-злой! А сейчас еще злее, наверное!

— Да куда уж… — пробормотал Трой, вставая. — Яр, Кречет… Приглядите.

Те переглянулись недовольно, но кивнули: действительно, кто бы их на взрослое собрание пустил. А вот за Ниилиль присмотреть надо, чтобы по незнанию не натворила чего, самой себе не повредив. Или окружающим. За любое с них спросят, и взрослые, и Янтор добавит.

***

О том, что случилось в «горячей зоне» Ташертиса, через два дня уже знал весь мир — резко встревожившиеся удэши не преминули пояснить своим подопечным, что именно произошло и что натворили люди, преступившие законы Стихий. А когда говорили они — каждое слово, каждая нарисованная ими картинка отпечатывались в разуме что нэх, что людей, словно выжженные.

«Это ваш страх, ваша ненависть пробудили древнее зло. Которое так просто не успокоить, не уложить снова в спячку. Смотрите, люди, наши младшие, мы снова будем защищать вас, ибо мы — разумны». Где-то эти речи породили новый виток истерии, быстро заглохший под давлением тех, до кого дошло во всей полноте: если удэши и нэх откажутся, отойдут в сторону, то люди со своими пистолями против чудовища, разбуженного смертями земляных и их детей, не сделают ничего. А удэши, из тех, что постарше, что помнили Ворчуна и то, как его усыпляли, не скупились, описывая его мощь. Кто-то пытался доказать, что есть порох, что взорвать великана размером с гору можно… На что удэши лишь устало посмеялись. Гора-то не живая, а великан — более чем. Никакой порох не спасет от существа, которое способно рассыпаться обвалом, погрести под собой напавших — и снова собраться из камня, как ни в чем не бывало. Воздушники, рисковавшие разведывать, что же творится в тех краях, именно шевелящуюся на горизонте гору и описывали. Медленно так шевелящуюся, нехотя…

Оставшиеся же на земле передавали, что первый выброс силы ослабел, но мелкие волны доходят до сих пор. Ворчун и не собирается засыпать снова, он развил бурную для удэши Земли деятельность. Знать бы еще, в чем она заключается… Ясно было одно: все остальные удэши, оказавшиеся на его территории, или убиты, или бежали. Несколько таких, постарше, выскочили на патрули и были готовы хоть с нэх, хоть с сородичами договариваться, лишь бы убраться подальше.

О людях и нэх молчали. Из судьба была ясна и так.

Кроме удэши оттуда выбрался лишь один хранитель, Раис Зеленое пламя. Его, потерявшего сознание еще на руках патруля, с огромными предосторожностями переправили в Фарат, но в себя он за все время пути так и не пришел. Целители диагностировали тяжелейшую контузию, обморожение, воспаление и… отравление чужой силой. И если с первым они могли справиться, пусть долго и хлопотно, но с последним — нет. Ни у кого из целителей просто не хватало сил, чтобы выжечь чуждую магию, помочь снова разгореться его собственному Огню. Да они с таким раньше и не сталкивались никогда, даже не предполагали, что такое возможно.

Спасли опять удэши. Лично Фарат внезапно появился на улице перед лекарским центром, вызвав изрядный переполох: как же, сам! Впервые!.. Узнали его с первого взгляда, сложно было не узнать ту силу, которой пропитался весь город. И окна зазвенели, приветствуя, и деревья зашелестели листвой, люди и нэх останавливались, смотрели… Удэши, правда, ни с кем не поздоровавшись, сразу направился внутрь, разговаривать с лекарями. Потом ушел и вернулся, таща за шиворот незнакомого никому огненного собрата.

— Побратим мой, — невозмутимо сообщил он собравшимся. — Подмогнет. Ну, ведите, малыши.

Осанистые и уже давно не юные «малыши» смущенно переглянулись, но возразить не посмел ни один: для удэши, который помнил эту землю без шрама Граничного хребта, их возраст — нечто совсем малое, несерьезное. И то, что древний дух вообще обращает внимание на людские беды и берется помогать — это чудо.

— Фарат, отпусти уже меня, сам пойду! — прошипел, словно брошенный в воду уголек, тот второй, огненноволосый, с яростным янтарным взглядом.