— Я держу, — появилась рядом Ниилиль, разом собравшаяся, повзрослевшая за считанные мгновения. Положила ладошку с другой стороны, оттолкнула, чтобы не свалился с истощением. Яр только выдохнул и сел, почувствовав, как к нему приваливаются плечом.

Нехо Аилис молча сунул флягу, к которой уже успел приложиться сам. Яр глотнул, не ощущая вкуса: углядел Белого. Тот стоял, беспомощно пошатываясь, озирался, но будто не видел ничего: тянул руки, пытался найти, нащупать… Бледный как снег Керс осторожно поймал протянутую ладонь, сам едва на ногах стоял, но обнял, зашептал что-то, осторожно усаживая, как… как слепца. Белый ослеп, глаза не выдержали яркости молний — понял Яр странно четко.

А взгляд уже снова шарил, искал. И нашел — обгорелый черный комок. Какие силы вздернули на ноги? Откуда взялось не второе даже — пятое, десятое дыхание, чтоб сделать несколько шагов, упасть на колени рядом и укутать, облечь целительной пленкой воды, словно пряча под собственную кожу то, что еще утром было полным сил и жизни огневиком? Яр четко знал только одно: пока бьется его сердце — будет жить и Кречет.

— Мое дыхание — твое дыхание, моя кровь — твоя кровь. Стихии, это брат мой… — и дышать, деля на двоих обрушившуюся боль.

А в небе над разбитой в крошево тушей безумного удэши таяли, таяли и растворялись в закатном огне тучи — и вместе с ними так и не вернувшиеся из слияния и Стихий Тарваш и Лакмаль.

Комментарий к Глава 22

* Развиваясь - от слова “витой”

========== Глава 23 ==========

После обрушившегося на Неаньял сокрушительного шторма, взъярившегося буквально за считанные минуты и так же быстро унесенного ураганным ветром в сторону гор, полный штиль и мертвая зыбь на странно-тусклых, словно подернувшихся маслянистой пленкой волнах вызывали отнюдь не радость, а оторопь и дурные предчувствия. Флаги уныло обвисли, словно во время траура, вода каналов и фонтанов едва-едва шептала. Нехо Круга — все, кто был в данный момент в Неаньяле, собрались в башне. Правда, о чем говорить, никто не знал. Тягостное предчувствие заставляло пригибать головы и понижать голоса. Но и расходиться отчего-то никто не спешил.

Это оказалось верным решением: уже после заката, когда зал Круга озарил свет магических шаров, в арки, обращенные на восток, ворвался порыв пахнущего гарью и кровью ветра. Свился полупрозрачным смерчем в центре зала и превратился в большеглазого испуганного мальчишку-удэши, попытавшемуся что-то сказать, но сорвавшийся голос «дал петуха», и он смущенно закашлялся.

— Воды? — нехо анн-Фарин протянул ему хрустальный бокал.

Удэши жадно выглотал воду, прочистил горло и проговорил:

— Тарваш и Лакмаль ушли в Стихии.

— Вот как.

Почему-то это никого не удивило. Опечалило, да: только успели свыкнуться, восхититься утонченным изяществом их слов и поступков. Только привыкли, что ветер подхватывает где-нибудь слова глупой любовной песенки и долго носит их по городу, нашептывая волнам. Только начали привыкать, и…

Вот только море и прибрежный ветер были живыми всегда. Это не внутренние земли, где за каждым удэши своя территория, здесь их много, они постоянно в движении, в вечном круговороте. И, пусть Неаньял осиротел, но пустым ему не быть.

— Древний безумец мертв! — уже более твердо и с воодушевлением сказал мальчишка, даже тряхнул серебристой челкой, стремясь подчеркнуть весть.

— Мы уже поняли, — нехо невольно улыбнулся: хотелось потрепать мальчишку по волосам, будто обычного ребенка. — Иначе бы ты первым делом сказал о другом. Отдохни, ветерок. А нам нужно многое обсудить.

Мальчишка слегка надулся, помотал головой:

— Меня ждут. Хорошей ночи, нехэи! — и снова став невидимым, разметал порывом ветра ленты и одежды собравшихся, умчался прочь.

Его путь лежал над равниной, раскинувшейся между морем и горами. В Неаньял успеть было проще всего: отступающие ветра донесли сами, лети с ними и лети. А тут уже не схитришь, приходится честно, на своих силах. Но некогда останавливаться, надо лететь, нести весть в Эфар, завиться вокруг неподвижно-каменной фигуры Матери Гор, шлепнуться к её ногам, пытаясь отдышаться.

Акмал наклонилась, поднимая его на руки, поцеловала в лоб, одаривая толикой чистой силы. Амлель, дежурившая рядом, поднесла к его губам сложенные ковшиком ладошки, позволяя напиться ключевой воды.

— Говори, малыш.

— Тарваш и Лакмаль ушли в Стихии, — выпалил тот. — Но Ворчун мертв!

— Янтор? Ниилиль? Остальные?

— Отец Ветров ранен, почти все воздушники и некоторые нэх ранены, — мальчишка вздохнул. — Но там лекари! А потом меня сюда послали.

Акмал кивнула:

— Отдыхай, ты донес весть. В Фарат и другие земли за хребтом, наверное, послали других?

— Да… Спасибо, Матерь Гор, — тот зевнул, сворачиваясь клубочком у нее на руках.

Он свое дело сделал.