Однако медлить было нельзя. И Колосова дала команду быстренько одеваться. Они выскочили на улицу, добежали до автобусной остановки. До начала олимпиады оставалось пятнадцать минут. Маша лихорадочно соображала, сколько у нее в кошельке денег. Порывшись в сумке, обнаружила забытую тысячу, которую хотела отдать с зарплаты Милке. Обрадовалась, бросилась к обочине дороги ловить такси. Тотчас рядом затормозила старая "Волга".

– Ребята, садимся!
– позвала она топчущихся на остановке учеников.

На Мосфильмовской пришлось покататься по окрестностям в поисках школы, а потом еще искали вход: подъехали не с той стороны. В школу ввалились запыхавшиеся, красные. По крайности, Мария Кирилловна.

Они, конечно, опоздали, но не смертельно, минут на десять-пятнадцать. Дежурные преподаватели быстренько зарегистрировали ребят и увели на второй этаж.

Маша наконец выдохнула. Ее пригласили в помещение, где сопровождающие ждали своих учеников. Это был класс детского творчества или труда. Все стены увешаны вышивками, макраме, лоскутными коллажами. Все сделано руками ребят из младших классов. Стояли швейные машины, коробки с клубками нитей, лоскутами, фурнитурой.

Но самое приятное из всего был стол, накрытый для чая. Дежурная дама наполнила электрочайник водой, здесь же под краном, и поставила его кипятиться.

– Пожалуйста, коллеги, угощайтесь!
– пригласила она.

Преподаватели охотно потянулись к чайному столу. Маша тоже взяла чашку, сунула в нее пакетик с черным чаем, залила кипятком. Есть хотелось невообразимо, в животе неприятно клокотало. Бедняга решила отбросить ложную скромность и налегла на вафли, печенье, пастилу.

А потом в более-менее сытом умиротворении забилась в уголок с книжкой, которая снова ее спасала. Предстояло просидеть еще три часа и постараться не уснуть.

Она не уснула, но притомилась изрядно. К концу положенного срока сидеть уже не могла, приходилось периодически разминать ноги и все остальное, то есть прохаживаться. Поскольку ее подопечные опоздали, им дали возможность писать подольше. Они, конечно, сидели до победного и теперь опаздывали в интернат на ужин.

Опять они торопились. Разыскали автобусную остановку, потоптались в ожидании.

– Нам не оставят поесть, вы не знаете?
– жалобно спрашивали девочки.

Колосова не знала. Она мысленно махнула рукой и снова пошла к обочине ловить машину.

Каким-то чудом прошмыгнули мимо пробок, огородами, и довольно быстро доехали до школы. Ребята подоспели к завершению ужина. Сдав их на руки дежурному воспитателю и велев покормить, Маша побрела на остановку своего автобуса.

"Как бы кстати сейчас был бы кто-нибудь с машиной, - привычно подумала она, оглядывая площадку перед школой.
– Сил совершенно нет..." Однако никто с машиной не подвернулся, увы, и бедолага толкалась в автобусе, потом в метро, попав в самый час-пик.

Вошла в квартиру, сбросила ботинки и свалилась на диван. Нет, ноги не устали, скорее, другое место, ведь ей столько сидеть пришлось в этот день! Но усталость была общая, и моральная, в частности. Ничего не хотелось, не было сил пальцем пошевельнуть. Может, погода менялась к дождю, а Маша была чересчур метеозависима.

Кажется, она задремала, потому что сильно вздрогнула и сердце бешено застучало, когда вдруг раздался звонок в дверь. Маша подскочила как ужаленная. Бросилась к дверному глазку. Разглядеть ничего не смогла: как всегда, на площадке было темно. Она открыла с замиранием сердца.

За дверью стоял Толя.

– Здравствуйте, Маша, - вежливо произнес нежданный гость.

– Да, привет, - пробормотала Колосова, убирая волосы, выбившиеся

прически.
– Проходи.

Она пропустила юношу в прихожую, посмотрела на себя в зеркало. Глаза чуть-чуть припухли, а остальное в порядке. Толя снял пальто, ботинки. Не трогая руками, всунулся в пластиковые тапочки, любезно поданные ему хозяйкой, замедленным движением достал из кармана трубку и табак, только тогда прошел на кухню, где Маша уже ставила чайник.

– Есть будешь?
– привычно спросила она и получила ожидаемый ответ.

– Если можно, выпью чаю, - выразил желание Толя и ушел мыть руки.

Когда он вернулся, Маша виновато произнесла:

– Только у меня к чаю ничего нет.

– Ничего страшного, - ответил гость.

Не евшая весь день ничего существенного, Колосова скисла. "А, плевать!" - подумала она и достала из морозилки пачку пельменей. Больше ничего и не было, а пельмени Маша любила.

– Я не буду есть, - напомнил Толя.

– Да я...- смутилась Маша, - я недавно с работы пришла, голодная.

Юный поэт милосердно изрек:

– Конечно, Маша, вам надо поесть.

"Как все просто, оказывается!
– мелькнуло у нее в голове.
– И чего я всегда стеснялась так в его присутствии?"

Она заварила крепкого черного чая, налила Толе и ждала, когда закипит вода для пельменей. Юный поэт курил и загадочно молчал, пуская кольца ароматного дыма. Маша почувствовала вдруг раздражение. "Ну почему он всегда ждет, что я буду его развлекать? Имею я право помолчать после трудового дня, отдохнуть?"