– Ты не затыкалась…

– Отличное оправдание.

– Я был зол. Потерял контроль. Твоих визгов было достаточно, чтобы тридцать Пожирателей Смерти явились за нашими головами, и тогда бы нам обоим не поздоровилось. Все мои мысли были только о том, чтобы выжить. Я и так наполовину рехнулся, а ты меня совсем добила. Но я отдавал отчет в своих действиях. Хотел тебя напугать и не позволил бы тебе потерять сознание.

– Это было извинение, оправдание или всё сразу?

– Ни то, ни другое.

Гермиона хмыкнула и Малфой усмехнулся.

– Я не собираюсь делать это снова.

– Если честно, то я и не сомневалась.

– Хорошо.

– Отлично.

Малфой оттолкнулся и приподнялся, и Гермиона быстро из-под него выбралась.

Но ощущение его тела осталось.

========== Шесть ==========

День двадцать первый; 13:13

Малфой ушел в себя. Такое его состояние Гермиона называла «Сумасшедший Малфой». Временами он был собой: нормальным и вредным. Иногда – почти хорошим. Но бывали моменты, когда ее вынужденный попутчик становился странным. Тихим, задумчивым и потерянным. И именно тогда Гермионе приходилось чем-то его злить, чтобы заставить вернуться.

Было ясно, что он опять погряз в своих мыслях. Гермиона не была уверена, о чем именно он задумался, но учитывая то, кем Малфой был и что делал, наверняка существовало множество вещей, о которых даже знать не хотелось.

Выражение его лица казалось безжизненным. Да таковым было все его тело: даже то, что Малфой дышит, едва угадывалось. Словно ему требовалось время на восстановление, перезагрузку. Будто машине, – что являлось уместным сравнением, принимая во внимание то, как он себя вел большую часть времени.

Ему не нравилось, если Гермиона в такие моменты обращала на него внимание. Предпочитал, чтобы она с ним не разговаривала и даже не смотрела в его сторону. А если не слушалась, – злился и раздражался в течение нескольких дней. Словно Гермиона вторгалась во что-то личное, хотя в некотором роде так оно и было.

Она этого не понимала. Его необходимость отключаться каждые несколько дней. Пялиться в потолок, стены или в окно. Молчать и ни на что не реагировать. Она этого не понимала, но принимала. Причуды. Бывает.

Он сидел между их кроватями на полу, согнув колени, его руки покоились на бедрах. Карта была расстелена у ног, что должно было создавать видимость занятости. Уловка, которая все равно ничего не скрывала. Гермиона смотрела прямо на него, и, вероятно, он это понимал, но по-прежнему продолжал делать вид, что изучает маршрут.

– Малфой? – она звала его уже в третий раз, и все безрезультатно.

Дело было не в том, чтобы досадить ему. И даже не в эгоизме – в человеческом желании хоть какого-нибудь общения. Нет. Просто время шло, и им нужно было добраться до очередного дома. Если они задержатся, а этот парень опять окажется пустышкой, они не успеют сесть на поезд, который отвезет их в следующий пункт назначения. И застрянут здесь на неделю.

– Эй, Драко.

Он перевел глаза на карту и поднял руку, чтобы потереть висок.

– Дом?

Малфой продолжал молчать, и Гермионе уже не терпелось встать и отобрать у него эту бумажку. Или попытаться поднять его на ноги и вытолкнуть за дверь. Пусть думает на ходу.

– Я пойду, ладно? Вернусь позже…

Ничего.

Она уже вышла из здания и перешла две дороги, когда он нагнал ее и пошел рядом. Карта в его руке была смята так, словно Малфой скомкал ее, когда Гермиона ушла. Может быть, так и было. И теперь его пальцы разглаживали бумагу, пытаясь вернуть ей первоначальный вид.

Он посмотрел на Гермиону, и та оторвалась от карты, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Третий дом.

– Да, третий дом.

День двадцать второй; 3:02

Малфой спал, несмотря на все свои старания этого не делать. Он проваливался в дрему и будил себя в течение двух часов, пока наконец не отрубился, прислонившись к окну. Гермиона не знала причин таких настойчивых попыток бодрствовать, пока не сообразила, что вообще впервые видит, как Малфой спит, если не считать того раза, когда он был пьян. Наверное, ему очень не хотелось засыпать при ней. Чему только способствовали ее угрозы добраться до него во сне.

Она бы даже пальцем его не тронула. Самое страшное, что могла сделать – это украсть его палочку, но та не стала бы слушаться в полной мере. Единственной возможностью попасть домой было отыскать крестраж или дождаться, что ее найдут друзья. Прошло уже много времени, и Гермиона не сомневалась, что ее ищут.

Если только все не решили, что она погибла в огне или как-то еще: мозг услужливо подкидывал массу ужасающих сценариев.

А разгадка была близка. Седьмой дом, – и у Гермионы было хорошее предчувствие.