П. Ф. Беликов помогал организовывать выставки картин С. Н. Рериха. Помню, как однажды, когда Павел Федорович сломал ногу, мне пришлось заменять его на подготовке выставки работ Н. К. и С. Н. Рерихов во Львове и обучать гида. Правда, с эрудированным директором музея Возницким это было нетрудно. Я была восхищена и экспозицией, и знаниями работников музея.

Книга П. Ф. Беликова о Рерихе с прекрасными фотоиллюстрациями вышла в 1972 году и сразу же была раскуплена, поэтому в 1973 году появилось второе издание. Из своих 200 экземпляров автор не продал ни одного, все были раздарены по строгим спискам. Он гордо отказался вступить в Союз Писателей (как когда-то и мой отец): не хотел себя связывать.

Все-таки П. Ф. Беликов не отказывался от мысли написать новую работу о Рерихах. В книге, изданной в серии «ЖЗЛ», он должен был уступить некоторым требованиям редактора. Конечно, Павел Федорович не стал бросать тень на человека, побывавшего за границей, что требовалось в то время, но все же он был стеснен определенным объемом и необходимостью научно-популярного изложения. Теперь же Павел Федорович взялся за книгу о всей семье Рерихов с целью написать все, что знает, и так, как думает.

Несмотря на глубокие знания, он все-таки советуется, делится планами, задает вопросы. Сначала ему хотелось показать рост личности Николая Константиновича, и для этого он собрал из юношеских дневников Рериха упоминания об ошибках и недостатках. Но и это не дало правдивого образа, пришлось переписать. Не так легко даются литературные, живые образы, но Павел Федорович не отступал.

Жизнь его не пощадила. Эмоциональный по натуре, прирожденный борец, он старался защищать от любых нападок дело Рериха. Чуткая его природа не выдержала после поездки на Рериховские чтения, проходившие в Новосибирске в 1979 году, и он получает тяжелый инсульт. Несмотря на это, чуть оправившись, снова пытается писать. Если не слушается рука, то на машинке. Каждый день старается гулять на воздухе, уже с палочкой, и силы возвращались. Но жизнь нежданно оборвалась, и книга осталась неоконченной.

Но уйти среди работы – значит продолжить дело и в другом мире. Вижу его всегда перед глазами: неугомонного, полного энергии, со сверкающими глазами, с красивым, одухотворенным, улыбающимся лицом.

Моя память о Павле Федоровиче Беликове окрашена каким-то ореолом чудесного. Мне иногда кажется, что, наверное, таких людей в народе называют волшебниками. И вовсе не потому, что они совершают какие-то чудеса или осыпают себя и других златом-серебром. Напротив, всегда скромные, в бесконечных трудах, умеющие наставить человека на правильный путь и всегда появиться там, где они более всего нужны. Нет, у него не было никакой волшебной палочки и не было былинной богатырской силы, хотя чем-то он и походил на Вольгу и Микулу. Просто по духу он был таким же богатырем и так же смело шел в бой, и вел за собой других. У него было такое ясное понимание жизни, что всякий раз его слова и мысли попадали в самую «точку» и производили самое необходимое действие. Недаром Николай Константинович Рерих говорил, что нет большей сказки, чем сама жизнь. Здесь мне и хотелось поделиться своими, если можно так сказать, «сказочными» воспоминаниями, которые поверх обыденного и внешнего более всего характеризовали необычность и внутреннее богатство этого Человека.

В 1975 году у нас в Новосибирском Академгородке состоялась юбилейная выставка картин Н. К. Рериха. Все работы уже были развешаны, и днем предстояло открытие. Рано-рано утром я поехал встречать Павла Федоровича, прилетавшего самолетом. Мы ехали с аэродрома в машине. Дорога шла по ровным полям, и что было удивительно – там, на востоке, где еще только занималась заря, стояли… Гималаи. Да, они были точно такими, как их рисовал Рерих – сияющими, светло-зелеными на розовом фоне восхода. Какой-то рациональный голос шептал мне, что это вовсе не горы, а обычные облака, но я старался не слушать его и не терять чудесного ощущения, тем более что наша встреча была столь радостна и возвышенна, что «опускаться на землю» не было никакого смысла. Пожалуй, не менее удивительным было то, что и эти сказочные Гималаи, и мой собеседник казались мне представителями одного мира – светлого и прекрасного. И поныне образ Павла Федоровича неразрывен у меня с этим гималайским обрамлением, – может быть, еще и потому, что, часто бывая с ним среди картин Н. К. Рериха, я замечал, что его облик очень естественно «вписывался» и сливался с горным миром, созданным великим художником.

В то время меня очень занимала рериховская космология. Я, как физик, был воспитан на теории «большого взрыва», и мне с трудом давалось его понятие Беспредельности. С этим-то «больным» вопросом я и обратился тогда же к Павлу Федоровичу. Точного ответа я не помню. Да в той атмосфере главное было вовсе не в словах. Острие же проблемы было снято. Он посоветовал мне познакомиться с трудами В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского, а затем прислал по почте небольшую книжицу К. Э. Циолковского «Монизм вселенной», изданной автором в Калуге в 20-е годы. Заинтересовавшись, я выписал из «Ленинки» и другие брошюры основоположника космонавтики. Все они прежде всего поражают своей необычностью – тем, что написаны не холодным умом, а каким-то «шестым» интуитивным чувством. Циолковский всегда считал, что сначала идет мечта, фантазия, сказка, а за ними неизбежно шествует научный расчет, и потому не смущался писать о самом влекущем, пусть на данный момент и не достаточно обоснованном. В этом прелесть его по-детски наивных и в то же время провидческих работ. После долгих лет забвения эти его неординарные труды сейчас оживленно обсуждаются на Циолковских чтениях в Калуге.

Циолковский отстаивал, что свойства материи не априорны, они зависят от того, где находятся атомы – в живом или косном веществе. Современная же космология полностью игнорирует роль живого вещества в эволюции Вселенной. Между тем В. И. Вернадский на космо-планетарном уровне доказал взаимосвязанность живого и косного вещества, что жизнь в основе своей есть не только земное, но и космическое явление. Все это по своей сути созвучно и рериховским идеям.

Осознавая глубину такого восприятия реальности, как-то по-новому смотришь на все окружающее, на ценности природы и близость Космоса. Становлению такого взгляда особенно помогает живопись Рериха, ведь не случайно художник стремился воплотить на своих полотнах «ощущение космической правды». Увидеть мир во всем его многообразии, космичности и богатстве – большое счастье. Эти дни «просветления» незабываемы. И здесь я во многом обязан Павлу Федоровичу. В свое время и он испытал радость обретения нового качества, а его любимым заветом, которому он следовал всю свою жизнь, стали слова Рериха о космосе – рабочем и простом, входящем во всю нашу жизнь, зажигающем миры-звезды на всех неисчисленных планах.

Второй приезд Павла Федоровича к нам в Сибирь состоялся через год. Тогда в президиуме первых Рериховских чтений он сидел рядом с академиком А. П. Окладниковым – председателем Оргкомитета всесоюзной конференции. Познакомил я их заочно. Дело в том, что к 100-летнему юбилею художника я задумал написать статью «Рерих – исследователь Азии». Я видел свою задачу в том, чтобы соединить обширные рериховедческие познания Павла Федоровича и научное осмысление трудов Рериха Окладниковым. Следует отметить, что их встреча имела большое значение и для Алексея Павловича. Достаточно сказать, что последняя зарубежная поездка Окладникова была в Индию, в Гималайский научно-исследовательский институт «Урусвати».