Шрифт:
Квартира Павла Федоровича была малогабаритной. Из маленькой прихожей одна дверь вела в его комнату, другая – в маленькую кухню.
В комнате справа от окна располагался небольшой двухтумбовый стол и на нем конторка, пишущая машинка, листы рукописей, иконка Сергия Радонежского. На конторке – статуэтка Будды, прислоненные к стене портреты Елены Ивановны Рерих и Николая Константиновича Рериха. На стене в рамках фотографии всех членов семьи. И репродукция с картины Святослава Рериха «Возлюби ближнего» (изображение Иисуса Христа).
Слева рядом со столом у окна – небольшая этажерка с книгами Живой Этики, альбомами с репродукциями и фотографиями, папками с письмами многочисленных корреспондентов Павла Федоровича. Справа от стола – дверь на кухню. У стены, что напротив окна, – шкаф. Напротив стола у другой стены – диван, на котором и сидели приезжающие к Павлу Федоровичу гости – в двух шагах от него. За малостью комнаты книги располагались на самодельных полках, идущих под подоконником и по периметру стен, почти у потолка. О кухне и говорить не приходится – стол, четыре стула и до стен – рукой достать.
Но от этого малого физического пространства исходили мощные лучи Тепла и Света, которые живут в моей памяти до сих пор, помогая не свалиться вниз, если я оказываюсь вдруг на краю пропасти.
Сияет Солнце и сияют Звезды —И днем и ночью Сокровенный СветПланету омывает. Млечный Путь,Стрелою прорезая Небосвод,Вам помогает в темноте ночнойНайти дорогу к очагу родному.Так распахните окна широко,Чтоб каждый угол вашего сознанияБыл Светом Мирозданья освещен.И в сердце Луч Учителя впустите.В феврале 1976 я перешел работать инженером-математиком в отдел АСУП электротехнического завода им. Пегельмана. Здесь работала дочь Павла Федоровича Елена. Она и взрослый сын Павла Федоровича Кирилл жили в это время в Таллинне. На этом же заводе на изготовлении кристаллов для полупроводниковых схем был начальником участка и мой свидетель по «уголовному делу», однокашник по училищу Александр Салюков. Воистину, мир тесен.
Изредка мы встречались с Сашей, с грустью вспоминая с нами случившееся. Но основные мои встречи и будущие надежды были связаны, разумеется, с Павлом Федоровичем.
«Дорогой Геннадий Владимирович, – писал Павел Федорович в первых письмах ко мне, – конечно же, я с большим удовольствием побеседую с вами, и приезжать к нам вы можете независимо от возможностей Коли. В будние дни, вероятно, вам не выбраться, но в будни спокойнее в том отношении, что приезжих не бывает <…>. В начале июня у меня должен быть визитер из Москвы – врач-психиатр. Знакомство не очень близкое, поэтому разговора может не получиться. Беседовать лучше в абсолютно своем окружении <…>. Об Алтае следует хорошенько подумать. Связи у меня там есть. Шмакова и другие книги с удовольствием дам» (май 1976).
«Сердечно благодарю вас за теплые слова, очень ценю их. Искренняя устремленность, которая присуща вам, конечно, не могла не выявить во мне ответа и не сложить к вам особого отношения. Уверен, что все у вас должно сложиться хорошо. Через Алешу (А. Н. Анненко. – Г. Г.) послал вам «Сердце». Арканы мне потребуются не раньше мая» (январь 1977).
«Вы обязательно должны еще ознакомиться с книгой Зильберсдорфа, но она уже продолжительное время в Москве. Надеюсь к весне забрать ее. Там собран значительный материал по вашей теме, [14] что облегчит вам ориентацию в поисках первоисточников <…>. Конечно, мечту об Алтае [15] не оставляйте, но и не спешите особенно. Не исключаю, что там на месте тоже кое-что образуется, может быть, следующие «Чтения» можно будет больше с Алтаем связать и даже провести где-то там» (февраль 1977).
14
В Учении Живой Этики меня особенно интересовала тема Иисуса Христа и точки соприкосновения между христианством и Живой Этикой, что и явилось основной причиной моего последующего вхождения в лоно Православной церкви.
15
Эта мечта, одобренная Павлом Федоровичем, затем обернулась для меня в Новосибирске незабываемыми годами общения с людьми, страстно и увлеченно уже в то время пропагандирующими Живую Этику. В книге «Письма странника» я заслуженно отдаю им дань своего глубокого уважения и признательности.
Конечно, при всем моем желании я не мог часто ездить к Павлу Федоровичу в Козэ-Ууэмыйза, поскольку до Балтийского вокзала добираться нужно было от нас минут 30–40, затем автобусом по Тартускому шоссе – часа полтора. В рабочий день не поедешь. В субботу же и воскресенье – москвичи и ленинградцы, рижане и новосибирцы являются в гости. К тому же переписка с такими неофитами, как я, и уровнем много выше немало отнимала времени у обязательного в этом отношении Павла Федоровича.
И тем не менее каждая наша встреча была моей особой радостью. С самого их начала я увидел, что, воистину, за все мои мытарства и скитания Судьба подарила мне Наставника и Учителя жизни на всех ее последующих зигзагах и поворотах. Один такой зигзаг в качестве лирического отступления следует описать.
Уже работая на заводе Пегельмана, я решил сделать себе вместо «фотокниги» хорошую копию с копии книги Клизовского «Основы миропонимания Новой Эпохи», которую я почти всю прочитал и жене на кухне. В книге автор просто и доступно излагал основные положения и принципы непростого для чтения Учения Живой Этики. Неофициально я договорился о копии с работником заводской типографии, достал необходимый рулон бумаги, обязался оплатить работу. Через несколько дней позвонили мне, что можно зайти и забрать рулон. Зашел, поблагодарил, взял в руки копию и оригинал. В этот момент в дверь вошли четверо сотрудников завода – представители руководства и спецотдела: