– Как всегда в начале семестра, - послышалось из шкафа.

– Давайте, может, я сама зарегистрирую письмо? – предложила на всякий случай. С Анжелой Владимировной мы довольно хорошо ладили – она всегда мило со мной здоровалась, иногда угощала леденцами и даже готова была потратить пару своих драгоценных минут, чтобы расспросить меня об учебе.

– Нет-нет, я сама! Сейчас!

Не прокатило. Еще бы она пустила меня за свой компьютер.

– Но вам все равно нужно расписаться в получении.

– Иду!

По селектору раздался раскатистый мужской голос – декан у дизайнеров, в отличие от всего остального, был строго-однотонным: строгим – в общении и однотонным – в выборе костюмов:

– Я жду!

Анжела Владимировна подпрыгнула и заметалась, выхватывая из шкафа сразу целую стопку папок.

– Давайте я зарегистрирую, - сунулась я под руку, - и распишусь заодно. У меня пара скоро.

– Хорошо, хорошо, - махнула она рукой и умчалась, раскачиваясь на шпильках, в кабинет декана.

Другое дело. Я влезла между башен и засуетилась, как будто не списки студентов искала, а взламывала личный банковский счет. Как ее там? Вика Авдеева? А-а…

С монитора на меня глянуло ангельское создание, как будто только сошедшее со страниц модного журнала. Виктория Авдеева оказалась не просто красоткой, она была воплощением всего того, что так нравилось парням в девушках: белоснежная кожа, большие глаза, длинные, чуть вьющиеся на кончиках волосы. Такую только защищать от малейшего дуновения ветра.

А еще она была полной противоположностью мне.

3. Месть

Ну что я ей скажу? Привет, ты забрала моего парня, поэтому я вырву столько твоих волос, сколько успею, пока нас не разнимут? Мысли путались точно так же, как и ветки перед глазами: внахлест, мешая друг дружке, и из-за этого я не могла рассмотреть ни девушку, ни собственных решений.

Поправочка! Тёма не мой парень.

Вика Авдеева оказалась даже лучше своей фотографии – к пышной шевелюре добавились миниатюрная, кукольная фигурка и такая тонкая талия, что я, наверное, смогла бы обхватить ее пальцами… Взять, например, и переломить. Бр-р!

Она была милой. Такой милой, что при других обстоятельствах я бы погладила ее по головке и предложила потаскать по кампусу планшет, который смотрелся у нее подмышкой, как надувшийся от ветра парус. В юбке до колен и джинсовой безрукавке с меховым воротником она выглядела изящной и современной, а двигалась – как будто слегка пританцовывала от невозможности устоять на одном месте. Наверняка парни в нее влюблялись пачками. Но разве Тёме нравились такие? Я не могла припомнить ни одного другого его романтического увлечения. Он, конечно, засматривался на девушек, мог сказануть что-нибудь по поводу коротких юбок или длины торчащих из-под них ног, но никогда не делал попыток с кем-то сблизиться, пока я была рядом.

Вот и ответ, подсказал изнутри гаденький голосок: ты, как присохший лейкопластырь, не опускала Тёму ни на минуту, чтобы он мог хотя бы попытаться построить отношения с другой. Потребовалось почти пять лет, чтобы ты поняла: люди вырастают даже из дружбы. Как будто дружба – это детский костюмчик, который рано или поздно все равно придется повесить в шкаф.

Вот и Тёма вырос… Чтобы быть с кем-то вроде Вики Авдеевой.

Бред – сидеть в кустах и теребить так и не доставленное социологам письмо. Время уже послеобеденное, и если не успею, возникнут лишние вопросы, особенно после того, как Анжела Владимировна не найдет в системе и следа зарегистрированной почты. Так можно лишиться удобной подработки и снова бегать по близлежащим кафе, в поисках тех, кто готов принять студентку только на полдня.

Тёмыч сказал бы мне:

– В любой непонятной ситуации просто бери – и делай!

Это было его девизом, правилом при встрече с любым препятствием. Он видел стену – и искал, за что бы уцепиться, чтобы перемахнуть ее. Утыкался в несправедливость – и разбивал в кровь кулак (или нос, если несправедливость оказывалась мощнее). А если ступал на шаткий мост – обвязывался веревкой и прыгал против ветра. Меня до мурашек пробирало всякий раз, когда он ухал вниз, раскинув руки, словно гравитация и любая другая сила не были над ним властны. Тёма ни за что не стал бы отсиживаться в кустах.

Просто бери – и делай, Лерка. Я вылезла, наконец, на дорожку и одернула свитер, смахивая налипший мусор. У меня, конечно, не такое миниатюрное сложение и талию не сжать в кулаке, но я и не уродина, особенно если накануне легла спать натощак и не забыла умыться. Тёмыч говорит, что я забавная – наверное, потому что могу его рассмешить, в каком бы сама ни была настроении. При мне он смеялся, запрокинув голову, от души, а мои внутренности всякий раз в ответ собирались в комочек, чтобы оставшееся пространство до пределов могло заполниться его заразительным счастьем. Всегда боялась в такие моменты, что не удержусь и поцелую его.