Испорчу проект и еще настроение – кое-кому.

Тёма сидел за самым дальним столиком – где освещение было похуже, зато вместо стульев стояли два удобных диванчика. Я сразу увидела его небрежно спадающие на лоб волосы, которые он всегда ерошил, если сильно волновался или нервничал. Перед итоговым тестом, например, или прыжком с новой высоты. Но что такого волнительного было для него в нашем предстоящем ужине? «Эй, Лерка, познакомься с девушкой, которую я люблю – Вика» – только и всего. Тёма говорил мне и более стремные вещи: «Эй, Лерка, ты порвала штаны на заднице, когда лезла через забор, а через пять минут урок, ха-ха-ха». Нет ведь ничего проще, чем познакомить двух людей, предложив им вилки, которыми можно заколоть друг дружку…

А-а-а, все понятно. Маленькая художница с большим планшетом еще не пришла. Тёма сидел один, уставившись в телефон, а перед ним красовались два столовых прибора и зажженные свечи в стеклянных вазочках. Еще и цветы купил – как же бесит.

– Привет! – плюхнулась я напротив, не выпуская руки Сосновского и заставляя его нырнуть следом. – Все, как ты просил: не опоздала, еще и компанию с собой взяла, чтобы никого не смущать. Знакомься – Влад, мой однокурсник, а это – Тёма, мой самый лучший и любимый друг детства.

Я сделала нажим на последнем слове, поднимая, наконец, на Тёму глаза.

– Правда, я хорошо постаралась?

Никогда не попадала в полный штиль. Рядом обычно кто-то крутился, смеялся, болтал, звенел стаканами и слушал музыку – это в кафе-то, в самое горячее, вечернее время. Но когда Тёмины пальцы зависли над телефоном, а потом сложились в кулак, меня словно накрыли крышкой, и веселье застряло в горле, вызывая желание раскашляться.

– Ты же не против? – едва закончила я, как пришлось схватиться за высокий бокал, из которого Тёма уже какое-то время потягивал воду.

Не знаю, почему меня настолько испугал его кулак. Он сжал его так сильно, что побелели костяшки, и я могла только догадываться, куда он упадет, чтобы оставить вмятину: на тарелку, на лицо Сосновскому или расколет мою бедную голову, как спелый манго. Что за чушь, попыталась я вернуть струсившие мысли на место: какое ему дело, с парнем я пришла или нет. Сам-то хорош: позвал на свидание третьей лишней, будто мне так хочется слушать, как они с Авдеевой будут обсуждать его пластичную спину… или рельефное лицо…

– А где же твоя девушка? – выскочило непроизвольно между одним глотком и другим. – Эти художницы такие ненадежные, не то, что мы, экономисты. Влад вон замерз, пока торчал на улице, а я ведь пришла пораньше. Правда?

Сосновский тоже смотрел на меня странно – не так, как я ожидала от парня, который весь день творил странные вещи. Они оба не сказали друг другу ни слова, но едва столкнувшись взглядами, перевели их на меня, словно я была мишенью с яркой красной точкой на переносице.

– Может, закажем что-нибудь? – голос окончательно меня подвел. – Кто хочет лапшу?

– Выйдем, - повернулся Тёма к Сосновскому и, вставая, так сильно оперся на стол, что тот качнулся, заставляя дрожать свечи и мою запятнанную ложью совесть.

Сосновский все так же молча поднялся, пряча руки в карманах куртки. Тёма был выше и крепче – никогда о нем так не думала, но раньше мне и не приходилось сравнивать его с другими парнями. В моей жизни был только он – формой и содержанием подходивший мне настолько, что я порой не знала, где заканчивается моя душа, а начинается его. Но вот они вышли на улицу, встали под окном, и я убедилась – в ярости Тёма просто огромный, страшный зверь.

Только бы не подрались. Только бы не подрались… Сосновский еще должен решить для меня задачи…

Они о чем-то переговорили, но не переходя черту. Со стороны даже показалось – спокойно, как будто обсуждали погоду или расписание общественного транспорта. Но я-то знала, что стоит за этой невозмутимостью: Тёма вел себя, как папочка, отчитывающий ухажера своей маленькой дочери. Интересно, если бы я повела себя также с его ненаглядной художницей, ему стало бы настолько же стыдно, как мне сейчас? На парах теперь можно неделю не появляться.

Они до чего-то договорились, потому что ощущение напряжения вдруг схлынуло, и Сосновский, не оборачиваясь на меня, ушел в сгущавшиеся сумерки, как будто наши прежние договоренности с самого начала были не более чем пшиком.

Ну, Тёмыч получит. Пусть только вернется, защитник хренов. Что он вообще о себе возомнил?

5. Прыжок

Как бы я ни храбрилась, смотреть на Тёму было страшновато, поэтому когда он снова сел за стол, я усиленно принялась обрывать лепестки с ближайшей гортензии и бросать их в подсвечник. Вечер был безнадежно испорчен, даже не начавшись, так что поредевший букет вряд ли бы расстроил Авдееву еще сильнее. Тем более что на часах уже пятнадцать минут, а ее все нет. Неужели так сложно было собраться вовремя?..