– Что ты устроила? – Лучше бы он хотя бы раз наорал на меня, чем шептать, как фильме ужасов. Мурашки тут же засобирались в длинную дорогу: через спину к самым пяткам.

– Нет, что это ты устроил?
– парировала я, не скрывая раздражения. – Сам пригласил, а потом устраиваешь непонятную сцену…

Его кулак больше не пугал, и я осмелела:

– Кроме твоей бурной личной жизни, знаешь ли, у меня могут быть мои собственные заботы и проблемы. Макроэкономика, например. Забыл, как я чуть не вылетела в прошлом семестре?.. Но нет, тебя же волнуют только твой долбанный ужин и твоя долбанная девушка, а я пускай качусь из университета к черту!

Рука, лежащая между нами, словно опрометчиво выброшенный белый флаг, снова начала подрагивать.

– У тебя совсем мозгов нет? – спросил он угрожающе.

– Нет! – зло сказала я, отпуская, наконец, истрепанный цветок. – Именно поэтому я договорилась с Сосновским об обмене: он помогает мне с проектом, а я покупаю ему ужин. А теперь ни ужина, ни работы, ни симпатичного парня рядом, потому что у кого-то взыграл отцовский инстинкт. Что ты ему наговорил? Почему он так быстро ушел?

На самом деле, мне было плевать на Сосновского. Смотреть на Тёму по-новому – не как на лучшего друга или любимого человека, а как на парня, принадлежащего другой, – значило точно так же безжалостно отрывать кусочки от себя самой. Он сидел слишком близко – столешница теперь казалась ужасно узкой и ненадежной, чтобы спасти, если ему вдруг захочется перегнуться и вцепиться мне в плечи. Но какая бы кара меня не ждала, я уже сделала себе в десятки раз больнее, просто согласившись прийти на это чужое свидание.

– Ты же все сама видела в окно, ничего я твоему Сосновскому не сделал.

Как у него только совести хватало так нагло врать, не отводя глаз.

– Просто пригрозил шею свернуть, если подойдет ко мне, да? Давай-ка проясним, тебе, значит, можно теперь заводить отношения, а мне нет? Помнишь, как мы праздновали мое совершеннолетие? Тогда ты должен помнить, что это было три года назад!

– Ты все не так поняла, - чересчур миролюбиво сказал Тёма. Мне даже показалось, как в уголках его губ дрогнула слабая улыбка, но я сморгнула и убедилась – передо мной все еще сидел бестолковый эгоист, думающий, что пара месяцев между днями наших рождений позволяет ему решать, что для меня лучше.

Пришлось вспылить, напоминая, что характер у меня тоже не из желе сделан:

– Конечно, не так поняла, у меня же нет мозгов! – В отличие от него, я позволяла себе кричать, когда и где вздумается. – Тогда давай подождем твою девушку, чтобы я тоже смогла поиграть в заботливую сестренку! Куда она запропастилась? Ты на часы смотрел? Будь уверен, я переломаю ей все пальцы, если ты только вздумаешь взять ее при мне за руку.

И все-таки его это забавляло. Если поначалу я еще сомневалась, то теперь он даже не скрывал открытой насмешки: пялился, чуть склонив голову, и словно наслаждался тем, как я скручиваю себя в черный от бешенства жгут.

– Ты глупая, Лерка, а еще на экономическом учишься, - мягко, почти нараспев сказал он. – Даже твоему приятелю хватило ума посчитать количество тарелок на столе, чтобы понять, что он зря сюда пришел.

Я хотела возмутиться, не дослушав, но осеклась под его многозначительным взглядом. «Да-да, - вспыхивали искорки в его глазах: - Пример-то из начальной школы». Перед нами стояло только два прибора: один – для него, другой – для… В носу защипало раньше, чем в глазах, поэтому я подобрала сумку и скользнула по сидению в сторону выхода, чтобы опередить вот-вот готовые выдать меня слезы.

– Хорошо, что мы это прояснили. Надеюсь, твоя художница не заставит ждать себя еще дольше!

После уютного свечения ламп в кафе вечерний воздух оказался плотнее и гуще, скрадывая не только свет фонарей или вывесок магазинов, но и звуки: рваный, беспокойный стук моего сердца, шорохи шин, топот шагов позади…

– Лера, стой!

Я слишком поздно заметила их, иначе свернула бы в какой-нибудь закоулок потемнее.

– Пошел к черту!

– Ты не можешь просто так сбежать в закат, - схватился он за мою сумку. Слишком расплывчатый, неясный, как липнущая к спине не моя тень. – Это ни разу не романтично.

Даже не поплачешь нормально с этим придурком. Я смахнула не успевшие скатиться по щекам слезы и дернулась, стараясь сбросить его руку.

– Оставь романтику для своей девушки. Глядишь, портретов потом на целую выставку хватит.

– А ты ревнивая, да?

Всегда, когда мы не находили компромисса, Тёма бесил меня своей силой: закидывал на плечо или подхватывал и тряс, думая, что, если я буду болтаться вниз головой, после ругательств из меня высыпется и обида. Он пользовался своим преимуществом без всякого стеснения и даже наоборот – получая удовольствие от неловкости, в которую ставил меня перед всеми: смотри-ка, я могу делать с тобой, что захочу, дурочка! Но то, что прокатывало раньше, сегодня совершенно не годилось: мы не просто поссорились, мы больше не были друзьями, как бы трудно это до него не доходило.