– Да, так говорят. Его слуги, исповедовавшиеся у служителей ордена Lux Veritatis, клялись, что были свидетелями общения своего господина с демонами. Но доподлинно неизвестно, - захлопывая том, сказал полуслепой мужчина. – Доказать этого мы не можем. Если демон и был рядом с королём, то он скрывался под человеческой личиной.

– Сайтроми? – вырвалось у Умфи.

Настоятель ударил её палкой по голове, сердито раздувая ноздри. В этот раз двое друзей сидели очень близко к подставке с книгой, поэтому реакция Магроса была быстрой и неожиданной. Умфи испуганно схватилась за щёку, в глазах забегали тени, а грудь сдавило от обиды.

– Никогда не произноси их имён в стенах церкви! – прошипел Магрос, учащённо моргая. – Это строго запрещено! А лучше вообще никогда не произносите их имён, дабы они не нашли дорогу к вашим сердцам!

Умфи гневно засопела. Как же некоторые понятия переворачивались с ног на голову. Несмотря на все внушения и факты, втираемые в головы людям в качестве истинной правды, как могла она считать Сайтроми злом, когда он был так заботлив и добр с ней? И как она могла почитать служителей Терпящей и благоговеть перед Ней, когда почти всё, что связано с человеческой верой, причиняло ей боль?

Но могла ли Умфи, будучи ребёнком, видеть и осознавать некоторые закономерности? Настоятель Магрос, который казался ей просто плохим человеком, на самом деле был… обречённым. У него ничего не было, и он с молодости стремился заполнить эту дыру делом, которым мог бы гордиться и считать значимым. Обвиняя всех вокруг в пустоте души, сам он был весьма тонкой прослойкой с единственной начинкой. Виноваты в этом нравы или его чрезмерное усердие, но дело, которое настоятель так любил, взяло его под контроль. И теперь не Магрос руководил им, а оно руководило Магросом.

Наступили холода. В начале месяца, спустя пару недель после того как выпал первый снег, умерла мама Ланмона. Мальчик тяжело переживал потерю. Он перестал улыбаться, стал реже разговаривать. И энергия, бившая ключом из его молодого тела, как будто тратилась на поддержание внутреннего равновесия, поэтому с тех пор он стал казаться менее живым. Но самое главное отличие заключалось в появлении обиды на окружающий мир. Мальчик отчаянно пытался найти причину случившегося. В его задумчивом взгляде часто читались напряжённые попытки докопаться до истины, будто он решал в уме сложную задачку. Но ответ всё не находился. И виноватого не было. И тогда Ланмон начал злиться на мир за то, что потерял маму. Умфи пыталась объяснить ему, что их матери были всего лишь людьми, а людям свойственно умирать. Так случается. Но мальчик не желал слушать.

– Ты просто не любила свою маму, как я любил свою!
– бросал он в ответ.

Умфи слушала его и видела перед собой кровать и снедаемую лихорадкой женщину на ней. Она гладила трясущейся рукой совсем крохотную девочку по голове и говорила, что хочет поспать. Малышка спрашивала, правда ли, что мама умрёт. В голосе не было печали – лишь непонимание, зачем эта смерть вообще нужна. Отец, стоявший тут же, подтвердил, что мама заснёт навсегда. Женщина добавила, что это будет приятный сон, самый сладостный из всех. Она хотела утешить ребёнка и выразить неодобрение по отношению к прямолинейности её отца. И в голосе матери отчётливо проступало презрение к Сайтроми. Женщина передавала ему дочь лишь потому, что не было иного выбора спасти её.

– Это всё Она виновата! – восклицал Ланмон.

Она… Мальчик переключил свою тихую ярость на Терпящую. И его отношение к Ней стало слишком заметным. Почти каждый раз, когда Магрос возносил похвалы Ей, Ланмон хмурился. Один раз он даже вступил с настоятелем в спор. Когда подслеповатый мужчина распинался о том, что люди должны выполнять обещания, в особенности данные Ей, твёрдый мальчишеский голосок перебил его:

– Но Она Сама не выполняет обещаний!

Магрос посмотрел на Ланмона с раздражением.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что Она требует от нас того, что не может Сама!

Дети замерли в ожидании неприятностей. Мальчик слева от Умфи был зол и не мог остановиться. Ему не терпелось излить своё разочарование и досаду.

– Моя мама всегда читала молитвы и возносила Терпящую. Она была ревностной… ну… молельщицей. Делала всё во славу Её. А Та даже не позаботилась о ней! – смело выпалил Ланмон.

Магрос отреагировал на удивление спокойно.

– Она призвала твою мать к Себе. Это подарок судьбы. Твоя мама хотела бы этого.

– Моя мама не хотела умирать.

– Но она хотела попасть к Ней. И вот её желание сбылось. Где тут несправедливость? Терпящая выполнила Своё обещание перед твоей мамой.

Ланмон сердито засопел. Слова настоятеля не убедили его.

– Я помню, как она плакала, - рассказывал мальчик своей подруге. – Как она сжимала руку моего отца и говорила, что хочет остаться с нами ещё немного. И мы с отцом молили Терпящую не забирать маму сейчас. Неужели так сложно дать нам чуть больше времени? Какая Ей-то разница, когда моя мама окажется с Ней?