– Он мне не нравится. Он говорил правду?

– Это пророчество, – медленно сказала Вася. – Оно может сбыться, но не так, как ты

думаешь, – нижняя губа девочки дрожала, темные глаза были большими и растерянными,

и Вася сказала. – Еще рано. Покатаемся?

Маша просияла.

– Да, – сразу сказала она. – О, да, прошу. Идем.

Легкомыслие дало понять, что Марье нельзя было кататься на коне по улицам. Вася

подумала, не ошиблась ли. Но она помнила, как любила ребенком кататься с братом,

подставляя лицо ветру.

– Идем со мной, – сказала Вася. – Будь рядом.

Они выбрались из купальни. Утро посветлело, и густые тени начали отступать.

Вася пыталась идти как смелый мальчик, хотя было сложно, Марья крепко сжимала

ее руку. Марья была пылкой, но из дворца отца выходила только в церковь, окруженная

женщинами матери. Даже идти по двору без окружения было бунтом.

Соловей стоял в загоне с горящими глазами, нюхал утро. Вася подумала на миг о

длинноруком существе с жесткой бородой, что сидело и вычесывало гриву коня. Но

колокола прозвонили утреню, Вася моргнула, и там никого не было.

– О, – Марья застыла. – Это твой конь? Большой.

– Да, – сказала Вася. – Соловей, это моя племянница. Она хочет на тебе покататься.

– Уже не очень, – Марья смотрела на коня с тревогой.

Соловей любил детей – или его поражали создания, что были намного меньше него.

Он подошел к ограде, выдохнул теплом в ее лицо, опустил голову и поймал губами

пальцы Марьи.

– О, – сказала Марья новым голосом. – О, он очень мягкий, – она погладила его нос.

Соловей радостно дернул ушами, и Вася улыбнулась.

«Только пусть не пинается, – сказал Соловей. Он тянул Марью за волосы, и она

хихикала. – И не дергает гриву».

Вася передала его слова и подняла Марью на забор.

– Ему нужно седло, – сообщила нервно девочка, вцепившись в ограду. – Я видела,

как катаются люди моего отца. У всех есть седла.

– Соловей их не любит, – возразила Вася. – Залезай. Я не дам тебе упасть. Или

боишься?

Марья задрала нос. Неловко из–за юбок, она перекинула ногу и села, плюхнулась на

спину коня.

– Нет, – сказала она. – Не боюсь.

Но она пискнула и сжала коня, когда он пошевелился, вздохнув. Вася улыбнулась,

забралась на ограду и устроилась за племянницей.

– Как мы выберемся? – спросила деловито Марья. – Ты не открыла калитку, – она

охнула.

Вася за ней смеялась.

– Держись за гриву, – сказала она. – Но постарайся не дергать.

Марья молчала, две ладошки крепко сжали гриву. Соловей побежал. Марья быстро

дышала. Вася склонилась вперед.

Девочка запищала, когда конь сделал три прыжка, разбегаясь, и с сильным толчком

перемахнул ограду, легкий, как листик.

Они приземлились, Марья смеялась.

– Еще! – завопила она. – Еще!

– Когда вернемся, – пообещала Вася. – Нужно посмотреть город.

Уходить было просто. Вася скрыла Марью плащом, держалась теней, и страж

поспешил открыть врата. Их делом было выпускать людей.

За воротами пробуждался город. Звуки и запах выпечки терзали утреннюю тишину.

Группа маленьких мальчиков играла на снежной горке на рассвете, пока старшие еще не

прогнали их.

Марья посмотрела на них, когда они проезжали мимо.

– Глеб и Слава делали горку вчера, – сказала она. – Няня говорит, что я слишком

взросла для салазок, но мама пока не решила, – ребенок звучал грустно. – Мы не можем

там поиграть?

– Не думаю, что твоя мама одобрит, – с сожалением сказала Вася.

Над ними за стеной кремля виднелся кусочек солнца, медного кольца. Оно

возвращало краски церквям, и серый свет убегал, мир сиял зеленым, алым и синим.

Сияло и лицо Марьи в свете солнца. Это было не волнение из–за пробежки по башне

матери, а радость сильнее и тише. Солнце блестело в ее темных глазах, и она запоминала

все, что видела.

Соловей шел, бежал и мчался по просыпающемуся городу. Они спускались мимо

пекарен, таверн и саней. Они прошли уличную печь, женщина жарила блины. Вася

слушалась голода, спустилась на землю. Соловей любил блины, так что с надеждой пошел