он был человеком, кроме непокрытой головы, лица без бороды и снега, что не таял на его

одежде. Его наряд был синим, как зимние сумерки, обрамленным инеем. Его черные

волосы трепал ветер с запахом сосен, что плясал и прогонял запахи из зала.

Музыка стала свежее, мужчины сидели прямее, но никто его не видел.

Кроме Васи. Она смотрела на демона мороза, как на призрака.

Черти повернулись. Птица сверху расправила большие крылья. Домовой перестал

мести. Его жена застыла, и все замерли.

Вася пошла к центру, среди шумных столов, среди глядящих духов, туда, где стоял

Морозко и смотрел, как она идет, чуть изогнув губы.

– Как ты сюда попал? – прошептала она. Рядом с ним ощущался запах снега, лет и

дикой ночи.

Он вскинул бровь, глядя на следящих чертей.

– Мне нельзя присоединиться к толпе? – спросил он.

– Но зачем тебе? – спросила она. – Тут нет снега, нет диких мест. Разве ты не король

зимы?

– Праздник солнца старее этого города, – ответил Морозко. – Но не старее меня. Они

когда–то душили девиц в эту ночь, чтобы призвать меня и прогнать, чтобы им осталось

лето, – он смотрел на нее. – Теперь жертв нет. Но я порой прихожу на праздник, – его

глаза были светлее звезд, отдаленные, но смотрели на красные лица вокруг с холодной

нежностью. – Это все еще мой народ.

Вася молчала. Она думала о мертвой девочке в сказке, об истории для детей в

холодные ночи, что скрывала кровавую историю.

– Этот праздник отмечает ослабление моей силы, – мягко добавил Морозко. – Скоро

будет весна, и я останусь в своем лесу, где не тает снег.

– Ты пришел за задушенной девицей? – спросила Вася с холодом в голосе.

– А что? – спросил он. – Такая будет?

Пауза, они смотрели друг на друга. А потом…

– Я бы поверила во все в этом безумном городе, – сказала Вася, отгоняя потрясение.

Она не смотрела на годы в его глазах. – Я тебя не увижу? – спросила она. – Когда придет

весна?

Он молчал, отвернулся от нее. Он хмуро скользил взглядом по залу.

Вася следила за его взглядом. Ей показалось, что Касьян смотрит на них. Она

попыталась разглядеть его, но Касьяна там не было.

Морозко вздохнул и опустил взгляд.

– Ничего, – сказал он почти себе. – Я дергаюсь от теней, – он посмотрел на нее. – Нет,

ты меня не увидишь, – сказал он. – Меня нет весной.

Старая печаль на его лице подтолкнула ее официально спросить:

– Присядете за стол ночью, зимний король? – она испортила эффект, добавив

серьезнее. – Бояре уже падают со скамей, место есть.

Морозко рассмеялся, но ей показалось, что он удивлен.

– Я был бродягой в залах людей, но меня давно – очень давно – не приглашали

праздновать.

– Тогда я тебя приглашаю, – сказала Вася. – Хоть это не мой зал.

Они повернулись к столу на возвышении. Некоторые уже упали со скамей и храпели,

но другие пригласили женщин посидеть с ними. Их жены ушли спать. Великого князя

окружали две девицы под руками. Он поймал грудь одной в широкую ладонь, и лицо Васи

вспыхнуло. Морозко рядом с ней сказал, сдерживая смех:

– Я откажусь от пира. Покатаешься со мной вместо этого, Вася?

Вокруг был шум и вонь, крики и сдавленное пение. Москва вдруг стала душить ее.

Ей хватило душных дворцов, тяжелых взглядов, обмана, разочарований…

Черти смотрели.

– Да, – сказала Вася.

Морозко изящно указал на двери, а потом последовал за ней в ночь.

* * *

Соловей увидел их первым и завопил. Рядом с ним стояла белая лошадь Морозко,

призрак на фоне снега. Зима жалась у ограды, глядя на новеньких.

Вася нырнула меж досок забора, утешила кобылку и запрыгнула на знакомую спину

Соловья, не думая о хорошей одежде.

Морозко забрался на белую кобылицу, коснулся ее шеи.

Их окружали высокие стены ограды. Вася направила коня на них. Соловей

перемахнул ограду, белая кобылица – следом. Сверху рассеивались остатки тумана, сияли

звезды.

Они миновали врата князя Серпухова как призраки. Ниже еще были открыты врата