Г. Андерсен, только ребенок способен, наперекор согласному хору хвалителей «прекрасного» платья короля, вдруг заявить: король-то голый!

Видимо, потенциально любой взрослый человек может вновь обрести то, что утратил, перестав быть младенцем. Но для этого ему необходимо пройти все круги «страшного суда» в обратном порядке. Нужен «гром», способный встряхнуть жизненную почву. Для известного героя Достоевского таким громом стало убийство отца. Подлинный человек «был заключен во мне, но никогда бы не явился, если бы не этот гром», – заявляетМитя Карамазов (44, 638–639).

Таким образом, оформление уникальных способностей происходит не «по уму», не при участии интеллекта, характера, других личностных качеств, а скорее вопреки им, на фоне их слабости, при сдаче ими своих позиций в структуре человеческой активности. Развитое мышление, высокая социальная адекватность являются скорее препятствием к появлению сверхспособностей. По убеждению К. Юнга, проявление особой одаренности часто происходит рука об руку со значительными личностными дефектами и моментами снижения эффективности разума, в конфликте с общепринятыми нормами и принципами, как следствие, порою «оказывается несоизмеримым степени зрелости личности в целом» (169, 159). Создается впечатление, что умственное развитие и формирование личности идут своим путем, а перспективы проявления сверхспособностей своим. Эти два пути находятся даже в реципрокных отношениях. Если человек закрепился на первом из них, то вероятность раскрытия для него второго маловероятна. И, напротив, если проявилась сверхспособность (гениальность), то она будет всегда стоять на своем, заставит человека действовать вопреки всему, ибо, по словам К. Юнга, есть «в ее натуре нечто безусловное, неподвластное узам» (169, 161).

Все доброе и злое начинается из детства, и надежды человечества должны быть на детство. Скорее «дети индиго», чем какая-либо политическая элита, смогут вернуть в жизнь людей подлинный ее смысл и указать координаты другого, истинного пути. Да и искать начало этому пути нужно в детстве – детстве человека и человечества.

По словам Н. А. Бердяева, «человек – верховный центр мировой жизни», и в этом качестве он – единственный проводник божественного в земной мир, единственное связующее звено между временем и вечностью (20, 249). Нет другого места, другой зоны, где два мира могли бы иметь общую границу и, следовательно, возможность прямого обмена информацией и энергией. У Бога нет иного пути в этот мир, как только через человеческую душу. Лишь в человеке, его внутреннем мире может соединяться нигде более не соединимое – высшее и низшее, небесное и земное. Средневековый мистик М. Экхарт даже утверждал, что для этого мира «нет Бога без человека». Согласно Библии, по высшему замыслу человек есть «сосуд», связывающий земной мир с Богом.

Но для выполнения этой высшей – связующей – миссии человеку необходимо определенное внутреннее состояние, характеризующееся чистотой душевных помыслов, запросов, установок. На стадии золотого века каждый человек в течение всей жизни удовлетворял этому требованию. После крушения доисторического детства человечества некоторое время связующими «сосудами» были многочисленные тогда праведники. Постепенно и они оказались вытесненными из земной жизни. Внутренний мир людей все больше заполняли другие связи и интересы. Они становятся ненасытными «сосудами» потребления, готовыми впитывать земные блага, удовлетворять материальные потребности. Привычное, суетное забило те пути, по которым должно поступать высшее и вечное. Замуровав железобетоном земных потребностей и привычек туннели, ведущие в миры Иные, люди перестали соответствовать замыслу Создателя.

Поэтому Библия призывает: «очистите себя, носящие сосуды Господни» (Исход 52:11); требует, чтобы каждый из нас «умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как и язычники, не знающие Бога» (1 Фес. 4:5–6). Но эти призывы и требования остаются «гласом вопиющего в пустыне».

В конечном счете Священное Писание вынуждено признать, что только «сосуды отроков чисты» (1 Цар. 21:5). В этой ситуации лишь младенцы («отроки») – безгрешные и невинные, способные к искренней любви – остаются на связи с миром всезнания, духовными кладовыми вечности и, не осознавая того, не встречая понимания со стороны взрослых, делают то, что возложено на каждого человека и что раньше было естественным для людей золотого века.

Говорят: «Монах – это тот, кто в одиночестве молится за весь мир». Нечто подобное можно сказать и о детях. Дети только своим существованием, чистой душой и еще не прерванной связью со своей духовной родиной делают для мира куда больше, чем монах способен дать через молитву. Монаху нужно еще пробиться к Богу. Для младенца Он открыт всегда.

В духовных учениях Востока (брахманизме, буддизме, даосизме) существует убеждение, что не замутненная земными приобретениями детская душа способна слышать «голос Сверхсознания», улавливать «прикосновение невидимой руки». Поэтому ребенку в максимальной мере открыты пути к интуитивному постижению истины, откровению, наитию. В христианстве наличие особой открытости младенца чему-то трансцендентному настойчиво подчеркивал блаженный Августин. По его убеждению, Господь открывает младенцам то, что утаено «от мудрых и разумных» (1, 94).

Наличие неземных связей у раннего детства признается и мыслителями ХХ века. По словам российского философа Г. Померанца, «есть какая-то мировая связь», к которой человек подключен с младенчества. С возрастом у современных детей «настройка» на нее «сбивается», и они начинают воспринимать только исходящее из окружающего мира, то, что стало для них привычным. Об этом же пишет Кришнамурти: «Многие дети, пока они не испорчены так называемым воспитанием, соприкасаются с неведомым… Но вскоре над ними захлопывается крышка окружающей среды, и, вырастая, они теряют свой источник света и красоту, которую нельзя найти в книге или в школе» (118, 546). На некие высшие связи, проходящие через «бесконечную досознательную душу ребенка», указывает и К. Юнг (169).