– У меня все ещё последствия той контузии, - быстро сказал я, надеясь, что наводчик не станет уточнять, о какой именно контузии идет речь.
– Заговариваюсь и забываюсь иногда. Так мы не играем?

– Какие игры на войне, командир?
– риторически вопросил Серпилин.
– Эти твари, синие, развязали против нас войну не на жизнь, а на смерть. И покуда мы их не разобьём, не будет нам спокойной жизни.

– Точно!
– встрял Ложкин.

– Едрить!
– внёс свою лепту Зверев.

– А никого из вас не удивляет, что после прямого попадания в нашу машину и неминуемой смерти, мы появляемся заново в ангаре, и снова идём в бой?
– осторожно спросил я.

– А чему удивляться? Возрождение после смерти - обычное дело. Так устроен мир, - рассудительно отозвался наводчик.

Мы смотрели друг другу в глаза и я испытывал дичайшее чувство диссонанса, понимая, что для нормального разговора мне придется понять мироустройство глазами компьютерного персонажа.

– Значит, никаких реальных игроков не существует?
– спросил я, запоздало понимая всю глупость своего вопроса.

– Кто такие, эти игроки?
– снова изумился Серпилин.

– Ну, живые люди, - сказал я неуверенным голосом.

– Так бы сразу и сказал, - с облегчением отозвался наводчик.
– А я всё думаю: кто такие “реальные игроки"? Конечно существуют.

У меня словно камень с плеч свалился. Но тут Серпилин добавил:

– Это все мы. Ты, я, Ложкин, Зверев - мы все реальные игроки. Все живые.

Это утверждение поставило меня в тупик. Ведь я уже привык к тому, что все члены моего экипажа - неписи. Я мог посмотреть их характеристики, а когда появятся “лишние” деньги - улучшить эти самые характеристики. А теперь получалось, что…

– И что, ты сейчас сидишь перед экраном или в виртшелеме?
– с недоверием спросил я наводчика.

– Шлем у меня обычный, танковый, - растерянно сказал Серпилин.

И только теперь мне всё стало ясно. Неписи не понимали, что находятся в компьютерной игре. Они жили в ней своей собственной, заскриптованной жизнью, и все мои попытки вывести их на разговоры за пределами игрового мира, были обречены на бессмысленное топтание на месте.

– Так значит, написать сообщение другим экипажам мы не можем?
– заново сформулировал я свой вопрос.

– Письмо что-ли?
– спросил наводчик.
– Можно, если знаешь номер экипажа и позывной того, кому пишешь.

– А список всех экипажей можно как-то посмотреть?
– продолжал я упорствовать.

– Так мы же не штабные, - рассудительно сказал Серпилин.
– Нет у нас таких списков.

Машина резко повернула влево, видимо подчиняясь прихотливому повороту оврага. Я вцепился руками в прицел.

Итак, написать игрокам в боевой чат я не мог. Но у нас ведь была радиостанция! Надо просто включить её и вызвать других игроков.

– Тормози, - сказал я громко, и, дождавшись остановки, добавил: - Глуши мотор.

Ничего сложного в управлении радиостанцией не было. Я снял шлемофон, взял в руки большой неуклюжий микрофон, а на голову нацепил неудобные жесткие наушники, дизайнер которых явно был обижен и на жизнь в целом, и на людей - отдельно, как на самую презираемую её часть.

– Алё, - сказал я несмело, утопив пальцем тугую тангенту.

Рация, вежливо перестав шипеть, пока я говорил, разродилась невнятным бормотанием, треском и громкими щелчками, стоило отпустить тангенту. Я проверил положение поворотной рукояти - она стояла напротив отметки “Слушать зелёных”. Если свои были далеко, то “синие” уж точно были рядом. Ручка легко поддалась и встала в положение “Слушать всех”.

– Меня кто-нибудь слышит?
– спросил я громко и настойчиво, до боли в пальцах сжав микрофон.

Рация ответила свистом, бульканием и даже начала слегка приквакивать, но ничего внятного разобрать так и не удалось.

– Мы же совсем недалеко находимся, - огорчился я вслух.
– Почему нас даже "синие" не слышат?

Повисла, явственно ощутимая, тяжелая пауза. Я вдруг осознал, что для моих неписей веду себя несколько странно, если не сказать жестче. Воздух словно пропитался враждебным недоумением. А потом наводчик осторожно спросил:

– Командир, зачем тебе говорить с врагом?

– Чтобы поглумиться, - сказал я быстро.
– Ну, типа такой, эй, синева, пьянь гидролизная, волки тряпишные, выходи биться поближе вон к тому пристрелянному реперу. И всё такое. Так, едем дальше. Ложкин - вперёд!

Не думаю, что экипаж понял мои плоские шутки, но ощущение напряженной тишины сперва ослабло, а потом и вовсе исчезло. Я снова перебросил переключатель в положение “слушать зелёных”, стащил наушники и надел шлемофон.

– Мы в низине, да и отъехали уже далековато, - вдруг сказал наводчик.
– Мощности радиостанции не хватает. А что такое “глумиться”?