Шрифт:
– Тебе понравилось здесь?
– Ты имеешь в виду балкон или дом в целом?
– лениво щурясь от солнца, уточнила я.
– Дом, хотя этот балкон не может не нравиться. И то что он един-ственный во всем доме с бассейном нравится мне больше всего.
Он ухмылялся. А я некстати подумала, что и моя комната зачем-то имеет выход сюда и граничит с его. Можно ли назвать совпадением, что меня поселили именно здесь?
Маркус скинул рубашку со штанами и нырнул в воду. Кристально гладкую поверхность разрезали волны. Он медленно скользил, а вода по-слушно повторяла все движения его тела. Наблюдая за ним, я вдруг осо-знала, как сильно успела по нему соскучиться.
Он вынырнул и приблизился ко мне.
– Я должен тебе кое-что показать.
– Что именно?
Маркус не ответил, просто ненадолго прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями. На моих глазах он вдруг стал еще выше, его кожа потемнела и покрылась узорами-татуировками, а выпирающие мышцы увеличились вдвое. Лицо заострилось, и глаза поменяли цвет с черного на золотой. А сзади на спине раскрылись огромные серые крылья. Он стоял напротив и настороженно оценивал мою реакцию.
Я приблизилась на расстоянии одного шага и протянула руку, дотрагиваясь до него. Он вздрогнул, но не отодвинулся.
– Рад, что ты не убегаешь с криками, - прозвучал чуть более низкий голос Маркуса.
– Все дантары это умеют?
– Нет, только высшие. Первые прямые потомки нашего прародителя. Чтобы трансформироваться требуется много сил, зато в таком обличье мы намного сильнее.
– Почему именно такой облик?
– заинтересовалась я.
– Наш прародитель Амадеус был ангелом, первого легиона. А мы со-зданы по образу и подобию его.
– Всадник Апокалипсиса, я читала о нем. Но, кажется, у вас было два создателя, от которых вы ведете свое существование?
– Верно, Амадеус и Амодея. Всадниками апокалипсиса их прозвали на Земле. В легионе богов они ангелы очищения. Когда цивилизация рушится и погружается в хаос, неспособная уже сама выбраться из бездны ошибок, приходят они. И стирают все под чистую, оставляя чистый лист для новых творений богов. Так что они не зло и не добро, что то посередине для баланса.
– А дети Амодеи? Она же тоже создала свою линию?
– Да, но никто уже не помнит, кого создали первым. Только вот между собой чье творение лучше они договориться не смогли и запретили своим детям мешать кровь. Разделили на веки две линии своих потомков.
– Темные дантары?
– Да, наш мир расколот на две стороны: темных и светлых. А так как мы равны по создателям, каждая из сторон постоянно ищет ключ, который даст, наконец, перевес в чью либо сторону. Тебя непросто ждут в нашем мире, ты - предвестник начала конца.
– Почему вы слушаете то, что уже должно быть погребено временем? Почему бы вам не объединиться? Неужели столько лет жить в ненависти и войнах лучше, чем мир с бывшим врагом?
– Ты не первая кто так думает, но запрет мешать кровь не был уст-ным. Поначалу никто не поверил в серьезность этого предостережения. Между нами зарождалась дружба, вспыхивала любовь, ровно до тех пор, пока мы не смешали кровь. Наши жены, возлюбленные и матери умирали с детьми при родах. Все до единой, никто не выживал. Ты думаешь, легко нам было наблюдать, как гибли наши родные и любимые?
Я не представляла насколько нужно быть жестоким, чтобы позволить своим созданиям так страдать и проливать столько крови впустую. Просто из-за какого-то соревнования.
– Со временем мы поняли, что прокляты до тех пор пока не докажем своим создателям наконец чье же творение лучше, - Маркус грустно усмехнулся и начал меняться на моих глазах в свой привычный облик.
– Вы поэтому так помешаны на моей безопасности? Темным я тоже нужна?
– Да, они уже знают, что ты здесь и это вопрос времени, когда они попробуют забрать тебя.
Тревога заставила меня задуматься, а была ли я в большей безопасности на земле? Жила бы себе спокойно, не зная обо всем этом. Ровно до тех пор, пока за нашим миром не пришли бы ангелы очищения?
– Не грусти, - тепло улыбаясь сказал он, - я рассказал это не для того чтобы ты боялась. Мы делаем все для обеспечения твоей безопасности, поверь.
– Маркус, с самого своего первого дня в этом мире я только и делаю, что доверяю тебе безоговорочно свою жизнь. Но что если вы ошиблись, и я не смогу принести вам желаемое освобождение? Что со мной будет тогда?
– Война уже идет, Лив. С тобой или без тебя мы её закончим, эта битва должна стать последней для кого-то из нас.
Вам когда-нибудь хотелось кричать от беспомощности и отсутствия выбора? Ваш мир когда-нибудь ограничивался четырьмя стенами, в кото-рых вы раб не своих эмоций и желаний? Тогда вы сможете меня понять.
Мне некуда было бежать, не у кого было просить помощи, я дышала, пока мне это позволяли. И они думали, что этого достаточно. Этой небольшой видимости свободы хватит, чтобы я поверила и принесла себя в жертву чужому миру в чужой войне.