Капитан Роджер Сакаи замирает перед непреодолимым препятствием; собственное прерывистое дыхание и пульсация крови в ушах на миг заглушают вой сирены. Он отстраненно наблюдает, как Винни со злостью лупит кулаками по бронебойному пластику, угадывает, что тот вызывает Фрэнка. Включает собственный комм, слышит голос их навигатора и голос Джилл на заднем плане, но что она говорит не разобрать, а вот Фрэнка, чуть ли не срывающегося на визг, слышно прекрасно.

— … она замкнулась, ясно?! Как только сработала программа самоуничтожения, подключиться к системе стало невозможно! Я же говорил, я предупреждал, что добром это не кончится! На взлом уйдет пара часов, как минимум! Я не виноват! Я не…

Роджер отключает передатчик, на миг прикрывает глаза, представляя себе старую книгу с тисненной надписью на массивном переплете «Юдзан Дайдодзи. Будосесинсю», ровные столбики иероглифов.

«Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги, — что он должен умереть. Вот его главное дело…»

Не важно, как умереть. Возможно, именно так — бессмысленно, бесполезно, не разобравшись в ситуации, не разгадав тайну этого места, никого не успев спасти. Просто умереть, в оставшиеся минуты и секунды мысленно оплакав свою несостоявшуюся совместную жизнь с Полиной, их отпуск, заказанное по инфранету кольцо, их свадьбу, нерожденных ими детей… «Прости, Полли. Прости, что не сдержу обещание».

А в следующую секунду Роджер открывает глаза, в упор глядит на своего пилота и старого друга, продолжающего пинать непробиваемый пластик и переругиваться по комму с Фрэнком.

— Винни… Уходи немедленно. Это приказ.

***

Борт корабля «Аргамак-2», за 6 стандартных часов до описываемых ранее событий.

Размякшая лимонная долька сиротливо скукоживается на дне стакана; Юрий Гибульский машинально тычет в нее чайной ложкой, разглядывая, будто любопытную диковинку.

— Вам неприятно на меня смотреть?

Юрий заставляет себя поднять голову, невольно вздрагивает, встретившись взглядом с собеседником.

Их необычный пассажир… Это оказалось не так-то легко. А Кире было наверняка еще тяжелее общаться с ним, но девочка всегда была смелее и решительнее своего непутевого дяди, вся в отца.

— С чего вы это взяли? — мямлит он, старательно уводя взгляд в сторону, но тот как магнитом притягивается к до боли знакомой морщинке меж темных бровей, опускается на сантиметр ниже и…

Старший брат. С виду теперь младший. Глядит — так знакомо, как будто даже с участием и пониманием. Откуда у этого… существа могут взяться участие и понимание? Нет, Юрий, безусловно, верит, что разумные киборги могут чувствовать так же, как люди. Но почти все их подопечные в ОЗК находятся на уровне детей и подростков, даже самые развитые психологически достигли максимум юношеского возраста, им пока еще сложно понимать тонкости человеческих чувств.

— Это логично. — Гидеон подливает себе чай, отрезает свежую дольку лимона. — Вы долгое время переживали из-за смерти брата, а тут появляется его двойник. Это тяжело, но из этого можно извлечь и пользу. Вы наверняка хотели сказать ему что-то важное, но не успели. Можете сказать это мне, я выслушаю. Может, вам станет легче.

Юрий резким жестом отодвигает от себя чашку, яростно мотает головой.

— Ни черта вы не понимаете. Вы не мой брат и не сможете его заменить. И мне нечего вам сказать.

Тот пожимает плечами, делает глоток с явным удовольствием.

— Вы правы. Конечно, вы правы. Я не ваш брат. Вернее, я не совсем ваш брат. Но, как и он, я люблю чай с лимоном. И помню вкус тех маленьких эклеров, которые он покупал вам в детстве после школы, хотя я никогда их не пробовал. Помню старый велосипед, как я… он катал вас и ваших дворовых приятелей.

Юрий судорожно выдыхает, вцепившись побелевшими пальцами в край стола.

На долю секунды он переносится в прокаленный солнцем, пахнущий зеленью, прогретым асфальтом и машинным маслом миг своего детства и словно наяву видит вихляющий колесами велосипед, облепленный, как обезьянками, галдящей стаей малышни.

Он несколько раз открывает и закрывает рот, словно ему не хватает воздуха, прежде чем сипло, через силу выдавить из себя:

— Как?!. Откуда вы?!

Гидеон чуть приподнимает уголки губ.

— Никакого волшебства, просто наука. Те, кто меня создал, работали над передачей генетической памяти и сознания клону.

Немного восстановив дыхание и дождавшись, пока сердце перестанет выскакивать из груди, Юрий находит в себе силы сформулировать вопрос:

— Это… как у фриссов? И что — у них получилось?

В его последнем вопросе звучат явно панические интонации, и Гидеон поднимает руку в успокаивающем жесте.

— Не совсем. Я все же не ваш брат. К тому же, покидая лабораторию, я позаботился о том, чтобы значительная часть исследований была уничтожена. Но благодаря фрагментам генетической памяти вашего брата ваша племянница, столкнувшись со мной, осталась в живых. Поверьте, в тот момент мне меньше всего нужны были свидетели, я без колебаний убил бы любого другого на ее месте.

Юрий зябко поводит плечами, рывком придвигает к себе чашку и машинально допивает давно остывший чай.