Тогда он вспомнил, что Максим рассказывал о работе подсознания в этой, подсознанием же созданной, локации. И просто стал хотеть. Очень сильно хотеть причалить, наконец, к этому желанному, уже почти родному берегу. Хотеть даже сильнее, чем толкался шестом. А шестом он толкался изо всех сил. Он закрывал глаза и представлял, что берег становится ближе. И когда открывал, видел, что они действительно понемногу продвигаются. Но он помнил и сказанные Максимом слова: «подсознание - жуткая вещь».

Владимир вгляделся в приближающийся берег и весело спросил:

– Скажите, а кто в детстве волков боялся?

– Ой, я страшно боялась, - скала Наташа.
– Меня старшие девчонки пугали, что придут из Зоны волки и съедят. Почему-то этих неведомых волков боялись больше, чем мутантов. А ведь даже на картинках не видели, как они выглядят.

– А вон посмотри, если хочешь, - сказал Владимир и показал на берег. Там сидели волки. Очень большие и страшные. Наташа тихонько взвизгнула.

– А ну, слушай меня!
– рявкнул Владимир.
– Это тебе только кажется! Поняла? Нет их на самом деле.

– Только кажется, - дрожащим голосом согласилась Наташа. На берег она больше не смотрела.

– Если не будешь бояться, они просто исчезнут, - уже мягче, уговаривая, сказал Владимир.
– Не боись, девки, проскочим!!

Он вцепился в шест и мощно направил плотик к берегу. А Максим сказал:

– Глюк умиротворённой совести, - и заскрипел зубами.

***

Собаки Зоны не спешили нападать, выжидали. Вожак, крупный, с заросшими бельмами глазницами и торчащими из пасти в разные стороны клыками, стоял метрах в десяти, склонив голову к плечу. Казалось, он размышлял. А десяток псов повизгивая, носились кругами, как будто ожидая команды к нападению.

– Нож хотя бы есть у нас?
– с тоской спросил вор.

– Нет, - ответила Яра.
– Я футболку на бинты тебе зубами рвала.

Она вытянула из травы не палку даже, а толстый раскисший прут. Перехватила его двумя руками и что есть силы хлестанула по земле. Псы, испугавшись громкого хлопка, отпрянули, но потом сразу прыжком сократили расстояние. Теперь они были совсем рядом, чувствовался смрад их дыхания, вонь гнилых шкур. Вор дёрнулся, и боль в ногах ударила, лишила его остатков самообладания.

– Суки!
– заорал он.
– Ну, подходите, падлы, зубами порву!!

Матерясь, он принялся рвать руками мокрый дёрн и швырять в собак комки грязи, пучки жухлой травы... Яра крутила над головой своим прутом, готовясь из оставшихся у неё капелек Магии в последний момент поставить защитный барьер. Вожак стаи, словно забавляясь, медленно приближался к обречённым.

– ...а, пассскуды!!
– прохрипел вор и из последних сил плюнул тому в морду. И попал. Пес оскалился, зарычал.

Яра снова хлестнула прутом, и собаки кинулись. Сразу ударила автоматная очередь. Передние зверюги повалились в кучу, погибшие преградили путь ещё живым, а пули рвали тела мутантов, забрызгивая собачьей кровью Гэндальфа, который всё швырялся в нападавших грязью. Вожак стаи, как все вожаки, оказался сообразительней своих подопечных и попытался удрать. Короткая очередь пробила его уродливое тело, вырвала куски вонючей шкуры. Пес ткнулся оскаленной мордой в землю Зоны и затих.

– А-а-а, а, ссуки!
– всё орал Гэндальф, но Яра уже высматривала неведомого стрелка.

Он вышел из зарослей мутировавшего шиповника и, волоча автомат за ремень, шатаясь, подошёл к только что спасённым им людям, и упал. Яра подбежала, присела рядом, вглядываясь в лицо сталкера.

– Назад!
– прохрипел он.
– Отойди от меня. Прочь!

Он даже замахнулся на неё, и Яра отодвинулась.

– Не приближайся ко мне, заразишься, - с трудом проговорил Сергей. Выглядел он скверно. Кожа почернела и обтягивала кости лица, он очень сильно похудел.- Я плохо вижу. Ты Яра? Ярославна Шуйская?

– Да.

– Тебе велено передать: «Ты - ключ».

Сергей достал из-под клапана бронежилета контейнер повышенной защиты, бросил перед Ярой.

– Это отдай бармену. Пусть сдохнет. Сама не открывай. Там смерть.

Он устало выдохнул и умер.

– Ключ? Какой ключ?
– спросила Яра.

– А я знаю, - сказал вор.

***

Романтика революции быстро закончилась, начинались будни политики. Противостояние Лизы и Лёни закончилось ничем, оба понимали, что в сложившейся ситуации надо как-то договариваться. Придуманный графиней турнир давал всем возможность разойтись, не потеряв лицо. Поэтому памятник Жрецу решили открыть без помпы, не дожидаясь окончательной победы, которая откладывалась на неопределённый срок.

Когда разобрали строительные леса, изумлённым взорам публики предстал серый монолит, в оплывших формах которого угадывалось лицо, лишь отдалённо напоминающее растиражированное изображение Жреца. Поджатые губы, мясистый приплюснутый нос, пронзительные глаза под нависшими бровями, мощный череп мыслителя... Вроде бы он. А вроде бы и нет.

– А что это за иероглифы?
– спросила Лиза.

– Это на шумерском - «Сделано в прошлом», - ответил Коля большой.

– Полисемично, - одобрил инспектор.