Из Кузедеевки пришёл большой караван с товарами, встал табором. Вдоль крепостных стен протянулись торговые ряды. Прилавки ломились от колбас, окороков, копченых кур, вязанок сушёной рыбы и кувшинов с напитками. Потихоньку, несмотря на запрет, приторговывали оружием, патронами. Коллегия жрецов Вуду пыталась торговать кровью диких вампиров, но Лахтадрель со сталкерами сразу жёстко, с мордобоем и пальбой, пресёк это дело.

Из Оторвановки прибыл отряд ополченцев. Все бойцы в отряде были женского пола, молоды и хороши собой. Зрители шли из железнодорожного посёлка, из Столицы, даже из дальнего Великого Улуса. Гнали скот, по дороге били дичь в Зоне, и вот уже там и тут воздвиглись огромные вертела над тлеющими угольями, на которых, истекая жиром, целиком зажаривались дикие кабаны. Ветер разносил обрывки серпантинов, конфетти и воздушные шарики.

Над всем этим великолепием возвышалась эстрада, на которой приглашённый менестрель Прокопий небрежным голосом в сопровождении ансамбля исполнял свою новую песню.

Запью сигару молоком

И закушу коньяк халвой

Пусть не обласкан я молвой

Зато я пьян. И босиком

Могу отправиться гулять

По-вдоль красавицы-реки

И встретив у изгиба блядь

Я ей подам руки

Сорву с бронежилета цепь

Позёрства и стыда

Паду нагой в густую степь

Что скажешь ты тогда?

И затоплю пожарче печь

На берегу крутом

Смыть чтобы пепел наших встреч

Чтоб ничего... Потом

Построю в Зоне старый дом

Такой, как я хочу

И будет место в доме том

И льну, и сургучу

Что скажешь, ты, когда огонь

Сотрёт меня совсем...

А впрочем, нет, иной мне путь

Я слеп, я глух, я нем.[2]

Зрители вяло хлопали и требовали уже полюбившийся шлягер.

– «Секс и пемоксоль», - кричали они.
– «Секс и пемоксоль»!

Но Прокопий поморщился и сошёл со сцены.

– Да вы задрали его уже этой пемоксолью!
– крикнул барабанщик и швырнул в зрителей палочки.

– Это не тот ли крутой берег вы живописали, что пылающими аномалиями знаменит?
– поинтересовался зомби.

– Вы там бывали?
– оживился Прокопий.

– Я там живал, - печально ответил зомби.

– О, как я вам завидую!

– Серьёзно?

– Конечно! Это же счастье - жить в таком уникальном месте... Помните как Вертер описывает Оссиана?

Прокопий красиво встал и, отведя руку, с выражением процитировал: «Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана, при тусклом свете луны, гонит души предков, слушать с гор сквозь рёв лесного потока приглушенные стоны духов из тёмных пещер и горестные сетования девушки над четырьмя замшелыми, поросшими травой камнями, под которыми покоится павший герой, её возлюбленный!»

– Нда, - ответил зомби, вежливо дослушав цитату.
– Однако не забывайте, коллега, что сам же Гёте говаривал: «Вертер восхвалял Гомера, пока был в здравом уме, а Оссиана - когда уже сошёл с ума».

Зомби откланялся и побрёл, бормоча под нос: «Тебя бы, падло, загнать при свете луны... в клубы тумана... Когда у мутантов гон начинается, а ты промеж аномалий застрял и в спину тебе сталкеры пуляют!»

А Лиза, положив прелестную головку на плечо инспектора, говорила:

– Ах, Саша, дура я, дура! И зачем всё это затеяла? Ведь побьют же нас.

Инспектор гладил графиню по плечам и успокаивал:

– Непременно побьют. И это очень хорошо. С Тюленичевым объединимся, союзниками станем. Силой с ним поделишься, он учеников твоих к себе возьмёт, а когда обучит, университетское образование им даст, мы и поглядим: кто - кого!

– Он памятник снесёт, - печально сказала Лиза.
– Жалко.

– Ни за что не снесёт, - уверенно сказал инспектор.
– В крайнем случае, переименует.

***

– Возможно, мы сделали ошибку, - сказал Троян Святовитович, - но другого выхода в тот момент у нас всё равно не было.

У Максима как-то сразу наладились приятельские отношения с отцом Яры. Троян Святовитович оказался прекрасным организатором. Он быстро наладил в особняке подобие комунны, где каждый был занят делом по душе. Люди, провалявшиеся в погребе почти десять лет, да ещё и в бессознательном состоянии, были вынуждены заново учиться ходить, они мгновенно обгорали на солнце, у них была депрессия и авитаминоз. Но тем не менее, усилиями Шуйского были налажены рыбалка, сбор грибов и ягод в очистившейся Зоне, самые слабые занимались уборкой и стиркой, а супруга Шуского, мама Яры, Припегала Игоревна, разбила позади особняка грядки для овощей.