– Не собираюсь я замуж!
– отвернула она на секунду от меня голову и тут же посмотрела полными слез глазами.

Скоро четыре года как она работает в театре, мастерство вызывать у себя слезы явно улучшилось. Заплакать было ей плевым делом. И тут же - веселый, заливистый и немного сумасшедший смех.

– А как же любовь?
– лениво спросил я.

– Какая любовь?! Нет никакой любви!
– с горечью произнесла Ира.
– Это я... наверное...
– тихо продолжила она и еще тише, - ...такая романтичная...

– А?! Так ты романтичная?!
– возмутился я.
– Раньше это называлось по-другому!
– и я слегка рукой отодвинул ее в сторону, порываясь идти.

– Эдик!
– дернула она меня за рукав.

Остановился, смотрю вопросительно. Умоляющим взглядом, с уже проливающимися слезами она глянула на меня:

– Я люблю только тебя!
– и с всхлипыванием уткнулась в мое плечо.

Мы, притихшие, стояли у края тротуара. У нее чуть подрагивали плечи, кулаком она размазывала по лицу тушь. Поднялся ветер, стало холоднее, у жены вовсю текли сопли.

– Ира, пойдем в кафе, ты замерзнешь!

– Пойдем!

Кафе "Подолянка" было в трех минутах ходьбы. Я заказал пельмени и кофе. Ира, смотрясь в маленькое зеркальце, приводила себя в порядок. Принесли пельмени, с которыми я быстро разделался. Жена меланхолично ковырялась вилкой в тарелке. Я ждал.

– Ира!
– начал я.
– Чего ты хочешь?

Немного помолчав, быстро два раза вздохнув, как человек после долгих слез, она шепнула:

– Я не могу без тебя!
– и еще раз глубоко вздохнув, добавила: - Хочу быть вместе.

Я молча смотрел на нее. "Две недели тому назад сказала, что влюбилась. А тут - на тебе, не может без меня. Что же мне делать? Ведь и мне плохо без нее".

– А как же тот?
– мотнул я головой куда-то в сторону.

– Никто, кроме тебя, мне не нужен, - проговорила она быстро, преданно заглянув мне в глаза.

– Что, бросил он тебя?

– Никто меня не бросал!
– сердито ответила Ира, тут же окинув меня уже примирительным взглядом.
– Ты лучше всех! Никто мне не нужен!

– Но если ты такая романтичная, то вполне сможешь снова влюбиться, а мне остается только ждать, пока ты удостоверишься, что любишь только меня?!
– беспощадно, с кривой ухмылкой возмущался я.

– Эдик, пожалуйста, не надо так.

– Как так?

– Ты знаешь, - и тут же просящим умоляющим голосом попросила: - Пойдем домой?

Кофе не пили, взявшись за руки, поспешили прочь. Дома, едва раздевшись, кинулись в объятья. Любили друг друга неистово и яростно. Я был рад, что мы опять вместе, но пустота, видимо, уже навсегда вселилась в мое сердце.

Пьяный

Танцы шли полным ходом. Приятно было пробиваться через толпу, осаждавшую билетную кассу. После работы я почти всегда уходил с какой-нибудь девушкой. Была одна извечная проблема - есть с кем, да негде. И если уж совсем негде - в ход шли подвалы и чердаки. А ведь еще колония, в которой сидит полторы тысячи молодых проституток, до которых пока не добрался в связи с постоянным присутствием Майи Михайловны на репетициях. Совсем распоясался.

С Афанасием Петровичем начались проблемы. Мы уже дали три внеплановых концерта, за которые он не заплатил. Ребята сказали, что больше "на шару" играть не хотят. Я попытался еще раз поговорить с Ивановым. Он назвал нас шкуродерами и сказал, что если нам не нравится, то можем уходить к чертовой бабушке! Нам совсем не хотелось терять эту работу, да и такой коллектив терять не хотелось. Ребята решили:

– Черт с ним! Тебе надо пойти к нему в третий раз и попытаться все уладить, а мы пока будем искать другое место, куда свалить!

Ради общего дела - пошел.

– Зачем нам ссориться? Пойдемте в "Шесть столбов" и цивилизованно все обсудим, - начал я, зайдя к нему в кабинет.

Он тут же согласился. Видимо, не хотел нас терять. Мы отправились в кафе "Шесть столбов" недалеко от клуба, где можно было выпить и закусить. Я набрался первый раз в жизни. Бутылка закончилась, начальник взял еще одну. Хорошо, что заказали много закуски. Уже не очень соображая, я пытался слабо протестовать, но Афанасий Петрович не унимался.

Кафе я покидал на полусогнутых. Иванов поддерживал меня под руку. Он вывел меня на улицу, прислонил к стеночке, попрощался и ушел. Я не мог оторваться от стены. Не помню, сколько времени я так простоял, но каким-то образом в грязном пальто доплелся до дому! Хорошо, что сын был у мамы. Ира собиралась в театр. Увидев меня в таком состоянии, она не знала, плакать ей или смеяться. Как был в пальто, упал на кровать и тут же дал "стружку": из меня вышла вся закуска "Шести столбов". Жена стащила с меня пальто и принялась убирать с пола. Через минуту я спал. Оркестр был спасен!