Комсомольский вожак молчал. Я буквально видел, как вертятся колесики в его башке: "Вот пришел засранец и требует то, что хотел оставить себе. И, видно, настырный засранец. А вдруг и впрямь напишет? И кто знает, во что мне может обойтись этот значок?"

– Ладно, - произнес он (я был прав), открывая ящик стола и доставая значок, - отдаю тебе сувенир твой. Вижу, он тебе дорог, но ты ведь можешь держать его дома - надежнее будет, - чуть потеплевшим голосом посоветовал он.

Я взял значок.

– Значок для того и значок, чтобы его носить.

Воткнув в лацкан пиджака, довольный, я вышел.

Папа хохмит

– Вчера, когда мы уже закончили работу и зал был почти пустым, складывая саксофон, я заметил направляющегося в мою сторону с трудом оторвавшегося от стола и еле переставляющего ноги клиента, - начал папа, бросив на нас быстрый взгляд.
– Я подозревал, что он вот-вот упадет и не дойдет до оркестра, но он таки дошел и пытался что-то мне сказать. Ни одного слова понять я не мог, но думаю, что он хотел заказать песню. Играть мы уже не имели права, и я хотел поскорее уйти домой. Клиент бубнил: "Хочу, чу, чу... чу... чу..."

Одной рукой я придерживал его за плечо, чтобы он не грохнулся на сцену, где куча шнуров, подставок под микрофоны...

В общем, я решил поразвлечься, - хихикнул папа, - наша сцена на две ступеньки выше танцевальной площадки, на которой он стоял, так что моя голова была вровень с его. Большой палец моей свободной руки я положил ему на нос и стал медленно массажировать его толстый красный рубильник. Тот, не понимая, что происходит, пытается отвести голову в сторону и продолжает: "Чу-чу..." Я придвинул свое лицо к его, и делал вид, что пытаюсь понять. В глазах его была беспросветная муть, - озорно улыбался отец.
– Клиент, вцепившись одной рукой в меня, чтобы не упасть, второй пытался скинуть со своего носа, как назойливую муху, мой палец. Из музыкантов остался только Юзек, у которого от смеха трясся его большой живот, и он платком вытирал слезы.

– Чем закончилось?
– спросил я.

– Я осторожно за плечи развернул его в сторону стола, за которым сидели две женщины, из которых одна положила голову на тарелку с остатками еды. "Иди во-он туда, - направил его, слегка подтолкнув пальцем в спину, - завтра обязательно сыграем". "Чу-чу..." - удалялся, шатаясь, чувак, все еще не падая.

Папа заулыбался широкой, добродушной улыбкой.

Мы с Лёней посмеялись от души. Мама воскликнула:

– Гриша! Я себе даже не представляла, что ты так можешь издеваться над беспомощным человеком!

Папа улыбался и пожимал плечами.

Ресторан "Высокий замок"

Спустя некоторое время мне предложили работу в красивом большом ресторане "Высокий замок" - играть с хорошими музыкантами. Я согласился. Мой электроорган уже устарел, и мне нужен был более современный. Я пошел к "Аппендициту" - место, где каждый день собирались львовские музыканты, своего рода биржа музыкантов, где можно было узнать много разной и полезной информации. Толпились в маленьком, с высокими столиками кафе и рядом с ним на улице. Пятьдесят грамм коньяка с чашечкой кофе стоили сорок две копейки. Лабухи могли себе позволить многократные подходы. Здесь можно было услышать музыкальный жаргон в действии, примерно такого содержания: "Вчера лабали халтуру. С басистом нам не похиляло. Весло было какое-то верзовое. Просил его не выбарываться и в ритмах на умца-умца, лабать хлеб-соль, но он кочумал и лабал свое. Потом чувак накирялся и начал бегать в верзошник - то посурлять, то поверзать. Я пока что умотрал бароху с клевыми сурдинами и хорошей верзохой. Только бемоль был великоват. Тут же представил себе ее в басовом ключе. Оказалась флейтисткой, в общем - флейтанутая, но я укарнал ее. С халтуры леганул кир, берлеж, и мы похиляли на хату. Все было бы клево, если б я не перекирял. Никак не мог прийти к коде".

Познакомился с саксофонистом Додиком Рубинчиком. Он собирался ехать в Тернополь покупать у кого-то аппаратуру для своего оркестра и сказал, что там же продают орган "Weltmaister". Просят тысячу сто рублей, что было довольно внушительной суммой.

И как всегда, баба Гутя подсобила - сказала, чтобы каждый месяц отдавал ей сколько смогу. После двух месяцев возвращения долга бабушка простила мне весь остаток:

– Я вижу - ты молодец. Больше ты мне ничего не должен.

Жизнь заставила ее быть экономной и, собирая понемногу, она отдавала собранное мне и младшей дочери Рае. Баба Гутя обняла и сказала: "Майнэ таерэ зунэлэ". Я знал, что это означает - "мое дорогое дитя".

Такого органа в городе еще ни у кого не было. Меня взяли на "Высокий замок" заменить хорошего музыканта Вову Таперичкина, которого на год призвали в армию. Две вещи мне сразу понравились. Во-первых - я стал играть с хорошими музыкантами. Особенно приятно было играть с Войтеком - прекрасным басистом, гитаристом, трубачом и очень хорошим парнем. И второе, не менее важное - это то, что каждый день уходя с работы я в кармане уносил "свежую копеечку".

Я стал профессиональным лабухом. Две мои дневные халтуры, плюс ресторан, давали возможность покупать в комиссионных магазинах хорошие и дорогие вещи. Мы с Ирой приоделись. Время от времени я экспериментировал со своей внешностью, отпуская и сбривая усы. Иногда ходил с бородой. Удачно прошли и мои первомайские концерты в торговом институте и колонии. К счастью, Майя Михайловна нашла себе мужчину и не предложила мне отпраздновать удачный концерт.

Пришло время экзаменов в консерваторию: у меня - в третий раз, у Лёни - во второй. По всем музыкальным дисциплинам я получил "отлично". На устном экзамене по украинскому женщина-экзаменатор спросила знаю ли я, хоть одно стихотворение на украинском языке? Я знал одно. Она спросила:

– Какое?

– "Contra spem spero" Леси Украинки ("Без надежды надеюсь").

Улыбнувшись мне, она попросила меня его рассказать. Я рассказал и получил четверку. Как и в два предыдущих раза, меня бы вполне устроила тройка по истории КПСС. Кроме того, что готовился, я еще и обложился шпаргалками. Сел за стол все к тому же Сиренко, стал отвечать на билет. Он слушал, повернув в сторону голову, ухмыляясь своей отвратительной улыбкой. Перебив меня, стал задавать вопросы, на которые я не смог ответить. Историю не сдал!