Бог, отшатнувшись от девушки, бегом устремился к колеснице.

Но горячий короткий бред Кассандры потому и был бредом, что проговаривался бессознательно, без участия разума, на одних чувствах. Едва лишь царевна поставила точку, она отчетливо поняла смысл тех слов, которые минуту назад, очевидно, сами по себе произнесли ее побелевшие непослушные губы. А поняв, схватилась за голову, опять заломила руки и стала, громко плача, молиться ему, просить прощения и пощады. Но было поздно: Бог перестал разговаривать с ней. Даже слышать не мог ее больше за шумом колесницы, которая затарахтела слишком громко, как всегда, перед взлетом.

И все. Кончено.

Видения последних часов, проведенных в родном городе, до конца ее дней не покинут ее.

Вот охрипшая от воплей, без голоса, без слез, царевна молится, уже в храме Афины Паллады, умоляет богиню защитить ее город, пощадить, защитить ее.

Вот в храм врывается мерзавец, пропахший своим и конским потом, косматый дикарь Оилид, и отрывает от кумира богини руки Кассандры, оттаскивает, насилует бесчувственную, здесь же в храме, чуть ли не на обломках разбившейся статуи.

А вот и Елена. Бледная от страха Елена. Прекрасная Елена, не успевшая оплакать Париса. Идет, идет, идет к кораблю... С ней Менелай, из-за которого, собственно, все и вышло: страшная война, гибель города, смерть стольких людей. Царь ведет за руку неверную жену и смотрит на нее с любовью. Забыв, простив красавице предательство, обман, воровство.

Все, как предсказал Аполлон.

– Я знаю, тебе пришлось пережить страшную ночь, - примирительно начал Агамемнон.
– Эта подлая собака, Оилид, еще получит свое...

Кассандра вздрогнула. Причем тут Оилид... Да, злодей, да, мерзавец, но разве он главный виновник? Он только воспользовался теми обстоятельствами, которые удачно сложились для него... Для эллинов...

– Хотя, как мужчина, я могу понять его страсть к тебе, - вкрадчиво продолжал царь.

Кассандра мрачно взглянула на него. Он-то чем отличается от Оилида? Тем, что еще не изнасиловал ее? Он, пожалуй, не способен понять всю степень ее отвращения к нему. Да и плевать хозяину на то, что противен своей невольнице. Противен весь, от голоса до запаха, этот греческий царек.

Она, вещая царевна Кассандра, уже видела Агамемнона. Когда там же, в храме, он отнял ее у мучителя, отнял не потому, чтобы спасти - отнюдь: захотел иметь сам. Что ж, все верно: добыча принадлежит царю. Отнимал же он у своих воинов награбленные ими ценности. Видела вещунья и жадность, и похоть, и спесь в желтых глазах царя.

– И могу понять твою...
– он сначала хотел сказать "ненависть", но осекся: - Твое отношение к нам.
– продолжал Агамемнон.

Хозяин изо всех сил старался показать: он щедр, он понятлив, он сочувствует ей, он терпелив и добр к своей рабыне.

А она не могла ни есть, ни говорить. Только горестно мигала, глядя куда-то в сторону... Вздыхала, облизывая пересохшие губы.

Царь собственноручно налил невольнице вина в серебряный, критской работы кубок. Кассандра прикоснулась губами к влажному краю.

– Мне стыдно за ту жестокость...
– он опять осекся. Чуть было не сказал: "Ты должна понимать, это обычное отношение победителей к побежденным", но решил пощадить ее и пробормотал: - Все эллины не могут отвечать за жестокости двух-трех человек... Ведь герои долго боролись за победу и, наконец, победили...

– Да, - тихо согласилась Кассандра.
– Победили.

Агамемнон окончательно смутился. Чувство неловкости не покидало его в присутствии этой девушки. Было в ней смутное, неуловимое, но явственное отличие от всех женщин, которых он знал. Разница, которая делала царевну выше, лучше других, он ощущал это кожей...

– Я много слышал о твоей красоте, образованности...

Царь хотел говорить с невольницей. В конце концов, она принадлежала ему. Он желал беседы и невольница обязана была беседовать с ним.

– Благодарю тебя, Агамемнон.
– Кассандра чуть наклонила голову.

И все. Продолжала молчать.

– Правда ли то, что тебе открыто будущее?

– Правда и то, что люди не верят мне.

– Это неприятно, когда тебе не верят, - царь позволил себе усмехнуться.

– Неприятно?

– Пожалуй, это очень обидно, когда тебе не верят.

– Это особое чувство, - сказала Кассандра.
– Это не передашь словами... Когда ты знаешь, точно знаешь, в общем и в деталях. А тебе не верят... Насмехаются... Смеются в лицо... Обзывают...