Одежда и амуниция всадника виднелись во всех деталях. Абориген не принадлежал ни к какому известному историческому периоду – это стало ясно сразу. Но в глаза сразу бросилось и нечто другое. Ошеломляло качество ткани, отделки одежды, обработки амуниции – в частности, металлических элементов. Такой чистой фактуры, такого качества полировки, такой ясности узора Марк не видел даже на самых классных дорогих «элитных» вещах.

Пока он, остолбенев, оглядывал цепочки и карабины, всадник обвел рукой западный кряж и повторил свою фразу. Затем произнес другую, указав на каменистый лог. Марк закивал, увязнув взглядом на шлеме.

Шлем был невиданной, необыкновенной работы. Черный матово-полированный металл с темно-изумрудным рисунком, напоминающим перламутр; составлен из концентрических поверхностей (сразу не разглядеть как хитро); по краям поверхностей – тонкий узор-барельеф, на каждой – собственного оттенка, своего цвета спектра, при этом интенсивность и теплота цвета зависят от угла зрения. Длинный темно-изумрудный плащ-накидка, покрытый исключительно вышитым растительным узором; заколот на груди фибулой, мерцающей в ответ на сверкание шлема.

Незнакомец оглядел Марка – джинсы, клетчатая рубашка, – хмыкнул и указал рукой по дороге. Затем так же неспешно продолжил путь. Так они двигались час, и всадник только пару раз оглянулся, словно проверяя – не отстал ли его пеший спутник.

За это время Марк успел изучить узоры на шлеме, плаще, сапогах и ножнах за спиной незнакомца. Оставалось удивляться и удивляться – как совершенны должны быть материалы и технологии, чтобы получить такую чистоту фактуры, такую тонкость линий, такую ясность цвета. Стало казаться, что черно-матовый материал был не металлом, а веществом в неком новом, в мире Марка неизвестном состоянии. Хотя все остальное похоже на привычную кожу, только качества непривычного. При этом, самое интересное, все предметы – идеально чистые, свежие, как будто никогда не пачкались.

Через два часа они спустились к началу длинного озера, которое уходило здесь направо, на север, формируя долину между параллельными кряжами. Слева, с юга, в озеро широкой лентой вливалась река, бравшая начало в южном массиве. (В этот приезд Марк собирался туда попасть – с чем, как видно, теперь приходилось повременить.) Вчера утром здесь, у впадения реки в озеро, стоял автомобильный мост. Сейчас никакого моста, разумеется, не было. Зато на берегу виднелась хижина, и за ней, на воде, – плоскодонка.

Всадник направился к хижине. Оказавшись через десять минут у входа – прорубленная дыра, – незнакомец позвал. Из мрака выскочил, щурясь на свет, заросший волосами и бородой человек, и грязный до такой степени, что, например, угадать его возраст было бы невозможно. Марк поморщился – от человека воняло «как от козла». Человек был облачен в некое вретище – настолько драное, грязное и в общем отвратительное, насколько совершенным было убранство всадника – сверкавшее под спокойным нежарким солнцем всеми оттенками спектра.

Хижина представляла собой сооружение из неотесанных бревен с единственной дырой-входом; стены подперты замшелыми валунами. Перевозчик, кивая и бормоча одну и ту же фразу, засеменил к лодке. Лодка вблизи показалась такой же ужасной как хижина; всадник, тем не менее, ступил в нее совершенно спокойно и оглянулся, кивком приказав сделать то же. Марк осторожно стал рядом с конем, вцепился в упряжь – которая мерцала отделкой, в ответ солнечным бликам на хрустальной воде.

Перевозчик, шурша своим вретищем и воняя, стоял в полутора метрах и работал шестом. Шест оказался предметом совершенно не согласующимся ни с внешностью самого человека, ни с его обиталищем. Длинный, выше роста, металлический стержень – с небольшим многогранником на конце, сделанным из материала похожего на полупрозрачный темно-вишневый хрусталь. Граней на этом кристалле было так много, что многогранник «переходил» уже в шар. Сам посох-шест был, скорее всего, металлический, и полирован загадочным образом; под прозрачным сверкающим слоем – поверхность неоднозначного цвета, от черно-шоколадного до багрово-золотого. Словно полировка была прозрачной только если смотреть перпендикулярно поверхности; а если смотреть по касательной, «сбоку», – наполнялась золотым туманом.

Лодка скользила по глади горного озера и приближалась к противоположному берегу. (Еще вчера утром здесь находилась идиллическая деревенька, по всем открыточным правилам отражаясь в зеркальной воде.) Наконец они перебрались, и лодка выскользнула на песчаную отмель. Сойдя на берег, всадник бросил перевозчику монету.

Таких монет Марк нигде никогда не видел. Она представляла собой привычный диск, более-менее привычного размера – сантиметров пять в диаметре, миллиметров пять в толщину. Изготовлена из черно-шоколадного материала; материал матовый, обработкой схож с материалом шлема. Рисунок выполнен блестящими линиями такого же цвета, контрастными своей полировкой. Если это был герб, или эмблема, то какие-то странные – рисунок больше напомнил некую схему. Гурт имел какую-то, похоже, надпись – она светилась, будто подсвеченная изнутри ярким светом.

Монета упала в мокрый песок. Перевозчик, кивая и бормоча теперь другую фразу, наклонился и поднял радужно-черный кружок. Когда он ее поднимал, монета сверкнула другой стороной – сочное, чистое, ясное объемное изображение, еще более впечатляющее своим минимальным размером. Голограмм такого качества Марк также нигде никогда не видел. Было как-то не по себе – увидеть такую вещь здесь, в таком диком, «девственном» антураже, и в частности в руках этого жуткого дикаря. (Может быть, эта монета – нечто большее чем просто денежный знак, платежное средство? Может быть, это вообще не прошлое, а будущее? Если так, то какое-то странное будущее.)