Марк взял морковку, понюхал и осторожно откусил. Это не было похоже вообще ни на что, и было необыкновенно вкусно. Он осторожно жевал, упиваясь необычайным вкусом, с трудом сдерживаясь чтобы не накинуться на морковки и не проглотить все сразу. Вспомнился перевозчик, черный дым, жуткие срубы, кошмарные дикари. Такой пищи богов никто их них, очевидно, даже не нюхал.

– Вкусно нереально, – сказал Марк, чавкая.

– Эммемест, – отозвался Гессех, повертев огрызком морковки.

Марк доел первый плод и понял, что не только наелся, а собственно и объелся. Сытость наступила так неожиданно и полновесно как раньше никогда не случалось. Он откинулся на спинку стула (удивительно, что на обычном стуле может быть так удобно) и почувствовал, что засыпает.

– Ддеххейстет-ста, – Гессех снова указал на поднос.

– Сейчас усну...

Гессех взял еще один плод и захрустел снова. Марк вытянул ноги, скрестил руки, как Гессех, и задремал. Потом крепко заснул (спалось на этом волшебном стуле комфортней чем на самой удобной кровати). Проснувшись, он обнаружил, что шар переливчато светится, а Гессех внимательно в него смотрит. По лицу бегали разноцветные блики, отвечая на калейдоскоп огней внутри шара.

Марк смотрел в загадочную игру огней, пока не заснул снова. Когда он проснулся еще раз, Гессех дремал, а шар по-прежнему переливался радужными огнями. Марк достал телефон, интересуясь который час, но старый аккумулятор, как следовало ожидать, уже разрядился. Проснувшись в третий раз, Марк застал Гессеха за странным занятием – тот вставлял в глаз какой-то прозрачный сверкающий диск. (Контактная линза?! Что еще маленькое, круглое и прозрачное люди могут вставлять в глаза? Вспомнилось как сверкали зрачки у того, с посохом, у двери.)

Гессех вставил диск, поднялся, надел шлем, закинул за плечо ножны, прошел к двери и распахнул ее.

– Теэдейнгет, – он указал в черный проем.

Марк вышел. Ориентируясь по горящим узорам, он нашел путь на лестницу и стал осторожно спускаться. Гессех шел вслед, не выпуская цепочку. В трапезной со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Гессех подтолкнул в спину; они пересекли помещение и вышли во двор. Утренний свет хлестнул по глазам; когда Марк наконец разжмурился, то обнаружил, что стоит в очень густом тумане. Гессех снова толкнул; Марк сделал три шага и остановился, потерявшись в глухой белой мгле. Он даже не представлял, что туман может быть таким плотным.

Послышалась реплика; из тумана материализовался Гессех. Прозвучало еще несколько слов, словно бы ниоткуда, сразу со всех сторон. Впереди, в полутора метрах, нарисовалась морда коня, замерцали черные удила. Гессех прошел в туман; морда коня отвернулась и скрылась в тумане; цепь натянулась, понуждая идти.

Марк видел только поверхность по которой ступал. Она была такой же как вчерашняя стена здания, во всех деталях. Ни разу не повторившиеся четырехугольники, совершенные швы, исключительная фактура. Узор по периметру плит чист и ясен, словно ни разу не тронут ничьей подошвой. Пару раз Марку доводилось бегать на стадионе, по специальному материалу – тот как бы пружинил, помогая ноге, – здесь было такое же ощущение.

В странном тумане терялось чувство не только пространства, но и времени. Казалось, они шли уже минимум час и сделали минимум километра четыре. Необычайный камень под ногами не кончался; между тем, никакой мощеной дороги вчера видно не было. Похоже, они прошли через какую-то другую арку – которая вчера скрывалась в сумерках большого двора, – и дорога, похоже, начиналась за домом.

Марк шагал, наблюдая только нескончаемый камень под ногами и хвост коня перед носом. Иногда он ускорял шаг, и в молоке тумана возникал край плаща, мерцавшего вездесущим узором. Под плащом – черный тисненый таким же узором сапог; на сапоге – матово-черная полировка стремени. Марк шел как робот, автоматически переставляя ноги, ни о чем не думая. Наконец конь остановился.

– Лоодхингет! – донесся голос Гессеха сразу со всех сторон.

Конь тронулся снова, процокал еще несколько метров, и вдруг туман кончился – резко, оборвавшись стеной. Они оказались на берегу реки, протекавшей по неглубокому логу. За рекой туман возобновлялся – так же резко как здесь заканчивался. Марк задрал голову, ожидая увидеть небо, но ничего кроме белой мглы не увидел. Река текла словно в тоннеле, пробитом для нее в этом странном тумане.

Оказалось, что дорога на самом деле бежала по насыпи, соблюдая идеальную горизонталь. Над рекой ее перехватывал мост; под мостом по берегу рассыпались все такие же срубы – ужасные короба, пробитые дыры в стенах. Из дыр выползает дым, медленно поднимается, медленно растворяется в белой мгле сизыми пятнами.

Из хижин стали выглядывать заросшие, грязные лица. Жуткие люди стали выбираться из своих коробов; они подходили, вытянув руки в туман и повторяя одно и то же:

– Кхамеммдеттей-доо!

Гессех тронул коня и быстро двинулся дальше, к мосту. Люди стали подниматься по насыпи; они приближались, вытянув руки и повторяя:

– Кхамеммдттей-доо! Доо!

Затем от слов перешли к делу – стали подбирать гальку и бросать в Марка и Гессеха.

Первый же камень ударил Гессеху в шлем. Тот, не закрепленный ничем, упал на полировку дороги, пронзив вязкий туман ярким звоном. Гессех спрыгнул, распахнул плащ. Пару секунд он смотрел на Марка, как бы с сомнением; затем выхватил жезл и выкрикнул хлесткую фразу. Полыхнула багрово-золотая молния; пламя собралось в горящую сферу; сфера раздулась в огромный шар, рассыпалась искрами и растворилась в тумане.

От людей осталась только одежда – поганые рубища, мешками валяются на земле. Не осталось никого – повсюду только отвратительные лохмотья. Гессех окинул Марка взглядом в котором прочиталась некая зависть. Затем хмыкнул, подхватил шлем, вскочил на коня и двинулся дальше. Цепь натянулась, увлекая к мосту.

Конь мелодично цокал копытами; звуки разлетались прочь, вязли в тумане и глохли. Путники перешли мост, отмеченный невысоким каменным парапетом – все тот же стиль, все тот же узор, – и снова погрузились в белую мглу. Они шли и шли, шли и шли, и сколько шли и сколько прошли – понять было сложно. Создавалось впечатление, что сами они остаются на месте, а точеное полотно дороги стелется под ногами назад.