Бодрая ходьба уже давно превратилась в монотонную, всё чаще приходили мысли: «хорошо бы сейчас поспать в спальном мешке на свежем сене, да и чёрт с ним, с этим гнусом, лишь бы поспать. А утром кержачки принесут завтрак, и опять появится желание похлопать одну из сестёр по холке, ту, что помладше, у которой уж очень блестят глаза, когда с ней встречаешься взглядом…» Нет, лучше бы сейчас лежать у себя в номере гостиницы, где мы живём с Николаем.

Мы приехали на три месяца в закрытый город, где строим современный завод. Зная, что здесь отличная охота, съездили за охотничьими ружьями, тем более Николай обещал познакомить с семьей староверов. Местность мы знали только понаслышке и рассказам друзей-охотников, но никто нам не говорил о сгоревшей электролинии. Поэтому, поднимаясь на гору, я начал корить себя за то, что так настойчиво повёл Николая в никуда. Вот сейчас поднимемся в эту гору, а с неё видны такие же горы, горы, горы… Есть тут хоть какой-нибудь населённый пункт?!

Уже светает, и не надо всматриваться в фосфоресцирующие стрелки часов. Видно прекрасно, что уже пять утра. Идём еле-еле. Сейчас бы поесть. Хорошо, что я забрал приготовленную дичь. Если бы не она, то уже не было бы сил. Но поесть всё же хочется. Это я думаю про себя, не делюсь этой мыслью со своим приятелем, а то можно вообще ослабнуть. Николай и так отстал и плетётся где-то шагов за пятьдесят. Наконец-то вершина, я не верю своим глазам – под горой огнями сверкает большой город. Но я стою и молчу, еле сдерживая радость. Вот из кустов появился Николай. Он выломал палку для себя и, опираясь на неё, хромая, можно сказать, кое-как тащился. Тут он остановился, видно, отдышаться, поднял голову и увидел меня на вершине.

– Ну что там, сколько гор нам ещё покорять? – прохрипел Николай.

Я не выдержал и кричу:

– У наших ног город!

Николай махнул рукой, как бы отгоняя мою шутку.

– «Фома неверующий», ускоряйся и сам всё увидишь.

Николай, почувствовав в моем голосе уверенную правду, отбросил «костыль» и как-то вприпрыжку, подтягивая одну ногу к другой (я видел в одном кинофильме, там артист бежал за гусем), заторопился ко мне. И вот, запыхавшись, он уже стоит рядом.

– Вот это да! А что за город?

– Слушай, это, наверное, старый город, а нам нужен новый, а они совершенно рядом, поэтому давай спускаться с горы, там разберёмся. Что у тебя с ногой?

– Да, наверное, мозоль.

– Так что же себя мучить? Присядь, разуйся.

Я чуть сошел с дороги и увидел здоровенный подорожник. Сорвал самый сочный лист, наложил моему больному на потёртость. Николай натянул носки, затем сапоги.

– А ведь не болит.

– Это всё подорожник.

– Спасибо тебе.

– Ну что, топаем дальше?

– Давай, ведь цель уже видна.

Как я предполагал, так оно и получилось. Мы вошли в старый город. Сели на автобус, доехали до проходной своего командировочного города, и ровно в девять утра Николай из нашего номера звонил своей возлюбленной Наташке. А где-то недели через две старший сын старообрядческой семьи привёз нам наши вещи и мешок отменного кедрового ореха на двоих.

– Мы немного пошумели по тайге, искали вас, а потом приехал наш племяш и сказал, что вы вышли из тайги (тут он произнес молитву). Спасибо, что позвонили в деревню, а то для нас волнительно было бы, а нам «так не можно», – сказал бородач.

Я – козёл. Да-да, не смейся, дорогой читатель. Я, действительно, козёл. Зовут меня Белька, а почему Белька? Вот мой автопортрет: коренастый, с длинными висячими ушами, с кудрявой челкой на лбу и совершено белый – это и есть причина моего имени Белька.

Живу я в козлиной семье, где восемь коз, а я – один. Имена коз перечислять не буду, вам это неинтересно, а мне хлопотно, потому что я сам иногда путаю, кто есть кто.

Я хочу вам поведать о своей жизни, которая насыщена всякими для меня приятными и не очень приятными ситуациями. Начну с приятного. Каждое утро наша добрая хозяюшка даёт нам теплое, вкусное пойло с комбикормом. Ты, читатель, точно такой вкуснятины не пробовал. А городские помойки! Это же чудо! Деревянные большие ящики, набитые чем попало.

Часто там можно встретить целое ведро картофельных очистков. Это бесподобно! Представь себе, читатель, ты запрыгиваешь на этот огромный мусорный ящик, заглядываешь внутрь и видишь: вот они, голубушки, отливают чистотой среза и манят: «Съешь меня!» Я, конечно, спрыгиваю внутрь и лакомлюсь. «Хрум, хрум, хрум» – хрустят очистки на моих крепких зубах.

Ну что, опять я увлёкся и не услышал, как подошла с ведром помоев эта вредная тётка. Она, конечно, даже не попыталась меня предупредить – хлобысь помои в ящик, то есть на меня. Я стремглав вылетел из этого ящика, а тётка так и села в лужу, которая образовалась от выплеснутых ею же помоев. И, конечно, на мою кудрявую голову посыпались ужасные слова, о которых я умолчу.

Вот видите, как в жизни нашей бывает: только что было приятно, и тут же тебя подстерегла неприятность. Но философия – философией, а надо высохнуть. Встряхиваю шкуру – влага мелкими брызгами разлетается в стороны, но подпушек ещё сырой. Решаю просохнуть окончательно на солнце, иду на поляну, где полно пацанов. Играют в прятки, бегают вокруг толстенной сосны, сросшейся в корне и раздвоенной в виде буквы V. Стою и смотрю на ребят – приятно вот так стоять на солнце и греть свои бока.

Но вот опять приближается ко мне неприятность в лице самого озорного сорванца. И успел ведь пострел схватить за длинную шерсть! Вот он уже уселся на меня верхом. Это ещё было бы полбеды. Но я совсем ошалел, когда этот бутуз схватил меня за уши и начал дёргать, как за уздечку коня. Я, конечно, от злости сделал два круга галопом – не помогает, сидит джигит крепко да ещё гогочет во всё горло. Орава сразу прекратила беготню и уставилась на наши скачки, улюлюкая и свистя. Глаза мои «налились кровью». Я не знал, что придумать, как выйти из этой неприятной ситуации. На очередном круге в ошалелые мои глаза попала эта раздвоенная сосна, и я решился проучить наглеца-джигита. На скорости курьерского поезда я проскочил в щель между соснами, а мой обидчик, ударившись лбом о дерево, слетел с меня. Я не стал испытывать судьбу и не оглянулся. Не знаю, какая помощь была оказана джигиту… Во все свои козлиные лопатки я улепётывал прочь.