Шрифт:
У меня уже нет ни сил, ни времени, ни желания писать дальше. Я сказала тебе все, что хотела сказать. Прости за сбивчивый слог. И прощай, милый.
Не пишу, что твоя, ибо это уже не так, но просто
Изабелла.
Филипп тяжело вздохнул и, ни мгновения не колеблясь, передал письмо Бланке.
– Да, скандал будет отменный, - согласился он.
– Шикарный скандал намечается. Надеюсь... То бишь боюсь, что это окончательно добьет Филиппа-Августа Третьего.
Елена посмотрела на него долгим взглядом. Между тем Бланка углубилась в чтение письма, и по мере того, как она пробегала глазами все новые и новые строки, выражение лица ее менялось: первоначальная ревность уступила место недоверчивому удивлению, которое вскоре переросло в глубочайшее изумление, затем она прошептала: "Матерь Божья!" - и в голосе ее явственно слышалось искреннее сочувствие и даже одобрение.
– Так вы боитесь, кузен?
– наконец произнесла Елена, не отводя от него пристального взгляда.
– Или все-таки надеетесь?
Филипп опять вздохнул.
– Не буду лукавить, кузина, я на это надеюсь. Филипп-Август Третий, хоть авантюрист и до крайности безалаберен, все же порядочный человек и любим подданными. Он всю свою жизнь, не покладая рук, трудился во благо Франции - и не его вина, но беда его, что результаты оказались прямо противоположными.
– Вы его расхваливаете, - недоуменно заметила Елена, - и тем не менее...
– И тем не менее для меня предпочтителен король Филипп Шестой, который самое большее за десять лет разбазарит всю страну, доведет ее до нищеты и разорения, и каждая собака в крестьянском дворе, не говоря уж о людях, люто возненавидит его.
– И тогда Франция сама попросится под руку галльского короля, подытожила княжна.
– Я вас правильно поняла?
– Совершенно верно, кузина.
– Однако вы честолюбец!
– Не возражаю, я честолюбив. Но вместе с тем замечу, что воссоединение Франции с Галлией не просто мой каприз, это неизбежный процесс. Рано или поздно все галльские государства объединятся в одно Великую Галлию. В конце концов, французы - те же галлы, разве что нахватались сверх меры германских слов и взяли себе дурную привычку "съедать" конечные гласные...
– Какой же ты бессердечный!
– вдруг выкрикнула Бланка, сжимая в руке письмо Изабеллы; на длинных ее ресницах блестели слезы.
– Во всем ищешь для себя выгоду. И как только я могла полюбить такого... такое чудовище!
– Ну вот, - с грустной улыбкой констатировала Елена.
– Первая семейная ссора. А сейчас последует бурная сцена ревности.
– Вовсе нет, - чуть успокоившись, ответила Бланка.
– Никакой ревности. Ведь это было вчера, и это.. Это так трогательно, так прекрасно!
– Прекрасно?
– Да, Елена, прекрасно. Кузина Изабелла поступила правильно, она мужественная женщина. Когда я впервые увидела графа де Пуатье, то поняла, как мне повезло, что я не родилась лет на пять раньше - глядишь, меня бы выдали за эту мерзкую скотину. А потом... Вчера, когда он затянул эту гнусную песню, я посмотрела на Изабеллу - у нее был ТАКОЙ взгляд, там было столько боли, отчаяния и безысходности, что я.... Право, будь моя воля, я бы тотчас велела отрубить ему голову, - последние слова она произнесла с тем жутким умиротворением, с той неестественной кротостью, с какими ее отец выносил смертные приговоры.
– Но тебе этого не понять, кузина. Пока не понять - потому что ты еще... это...
– Потому что я еще девственница, - помогла ей Елена.
– Нет, это потрясающе, Бланка! Недавно ты рассказывала о таких пикантных вещах, а теперь, в присутствии кузена Филиппа, стесняешься произнести это совершенно невинное слово... Но именно такую я тебя и люблю.
– Она обняла Бланку и расцеловала ее в обе щеки.
– Вы, случаем, не ревнуете, кузен?
– Ни капельки, - заверил ее Филипп.
– Друзья Бланки - мои друзья.
– А значит, мы с вами друзья. Вот и хорошо! Может быть, тогда выпьем, как говаривают немцы, на брудершафт?
– То есть на ты? Великолепная идея! Ведь мы не такие уж дальние родственники - король Галлии Людовик Пятый был нашим общим прапрадедом. К тому же у меня с трудом поворачивается язык говорить "вы" хорошеньким девушкам, в особенности таким красавицам, как... как ты, Елена.
Они выпили на брудершафт.
– Итак, - произнесла затем княжна, - мне рассказывать про Изабеллу и Эрика сейчас, или мы чуть повременим?
– Сейчас, но только в общих чертах, - ответила Бланка.
– Куда они направились? И что это за намек на возможное отречение от Господа Иисуса?
– И тебя это больше всего смущает, - улыбнулась Елена.
– Не беспокойся, ты просто неверно истолковала написанное. Речь там идет всего лишь о переходе в греческую веру.
– Ага!
– сообразил Филипп.
– Кузен Эрик возвращается на Балканы.
– Да. К весне в Далмации и Герцеговине снова намечается восстание против византийского господства, и на сей раз большинство тамошних баронов склонны признать Эрика своим вождем, правда, с условием, что он примет православие.
– И Изабелла Юлия вместе с ним?