С яркой вспышкой создаваемый кристалл был уничтожен. Затем распалась та тугая капля мира, что окружала его защитным полем. В следующее мгновение высший медленно повернулся, широко распахнутыми от ужаса глазами глядя на меня.

Следующий приказ отдавать было страшно. Очень страшно, но я шла сюда по развалинам домов, откуда доносился детский плач. Я старалась не смотреть вниз — но я видела мертвых темных, и мертвых людей там хватало так же, не говоря о детях обоих рас…

И я даже не дрогнула, приказав:

«Умри!»

Светоч захрипел, а затем все так же глядя на меня широко распахнутыми глазами, рухнул на колени, после повалился на бок, сотрясаясь в агонии. Агония была не долгой.

Маленький ребенок, что лежал под стеной полуразрушенного дома, мучался дольше, но и он затих почти сразу.

Несколько секунд я стояла оглушенная смертями, ужасом и ощущением предстоящей боли.

Я знала, что боль будет.

Первый раз ее взял на себя Аршхан, второй раз частично поглотил кесарь, а вот сейчас все достанется мне.

Медленно обернувшись, тихо позвала:

— Адрас.

Принц Мрака стоял близко, ему хватило всего лишь шага, чтобы подойти ко мне.

— Будет больно, — прошептала я, понимая, что, если с кем и готова попробовать, так только с ним, ни Арахандара, ни Араэна я обнять не смогу чисто физически. Правда и Адраса я едва ли смогу поцеловать, но, если честно надеялась обойтись объятиями.

— Делай, что считаешь нужным, — просто сказал он.

Я кивнула, развернулась к нему и обняла, крепко-крепко, призывая ту силу, которую ощутила первый раз с Динаром, второй с Аршханом, когда оживила своих охранников, третий раз с кесарем, когда мы подняли тех, кто год пролежал в земле. Потому что я Катриона Ринавиэль Уитримана, я маг Жизни, я та, в ком эта сила была с рождения, и если кто-то способен оживить ребенка, затихшего под стеной через площадь напротив, то тоже только я.

И я сделала вдох, изо всех сил прижавшись к Адрасу.

Жизнь начинается во тьме, во мраке. Она зарождается там, где нет света, и пробивается наверх сквозь землю, стремясь к свету.

Адрас захрипел, почти зарычал от боли, крепко сжав меня и спуская с поводка свою силу!

На столицу Тэнетра хлынул мрак. Он ринулся полноводной темной рекой, снося все, что еще не было снесено, погружая весь город в ужас и холод, лишая его света, тепла, дыхания… Я согрела, наполнила теплом, я вдохнула дыхание, я возродила стремление к свету, я стала жизнью… самой жизнью, легко и незримо ступающей по земле, излечивающей сломанные тела, вливающей жизнь, пробуждающей, забирающей боль… Я шагала по городу легко, касаясь детей, взрослых, животных, растений… И время от времени странно поглядывая на девушку с мокрыми черными волосами, бьющуюся в агонии в объятиях высокого молодого человека. Она билась и стонала так жутко, что это пробирало даже меня, но я все равно продолжала идти, легко ступая по земле, легко возвращая жизнь… Потому что жизнь — это я.

* * *

Я пришла в себя от боли.

Выворачивающей, ломающей все тело, рвущей мышцы и сухожилия боли. Боли, которая дрожью волнами проходилась по всему телу… Я…

Нежное прикосновение к моим губам и боль исчезает, словно ее и не было. Остается тепло, остается окутывающая меня нежность, остается осознание, холодным потом проступившее на висках.

Я распахнула глаза прежде, чем этот холод проник в сердце, и глядя на склонившегося надо мной кесаря, несколько секунд вглядывалась в переливающиеся гранями ледяных кристаллов глаза и… не произнесла ни слова, предоставляя право первого шага императору Эррадараса!

— Как великодушно с твоей стороны, нежная моя, — насмешливо произнес эллар, опускаясь рядом и ложась на бок. — Одна маленькая деталь — право говорить первому всегда предоставляется более слабому… оппоненту.

— Хм, — глубокомысленно заметила я, — это что-то вроде того, что я одной мыслью умудрилась оскорбить вас дважды, фактически обозначив вас и как слабого и как врага?

— Что-то вроде того, — отведя прядь волос с влажного лица, согласился кесарь.

— Ммм, — протянула я, проследив за его движением, — так… а разве я в чем-то ошиблась?

Взгляд ледяных глаз мгновенно заледенел.

И ни тебе, Катриона, убийственно-ласковых улыбок, ни словестных дуэлей — исключительно лед, и исключительно в предупредительных целях.

— Искренне надеюсь, что ты учтешь это… предупреждение, — подтвердил мою догадку… супруг.

Что ж, я даже кивнула, прежде чем от всей души заявить:

— Катитесь к гоблинам!!!

И не став ограничивать себя одним высказыванием, со всем чувством ярости, на которое была способна находясь в совершенно разбитом состоянии, добавила:

— И катитесь к ним со всеми вашими рунами, правилами, требованиями, условиями и условностями, и в отдельности — с поцелуями и угрозами!

На мой выпад владетель Эррадараса не отреагировал практически никак — разве что льда в его глазах стало больше, словно окно мгновенно затянуло морозным инеем.

Я же, преисполненная ненависти и прочих вполне обоснованных чувств от желания придушить на месте, до столь же сильного желания оказаться как можно дальше от этого места и от этого нечеловека прямо сейчас, решительно поднялась с постели и… меня пошатнуло. Меня пошатнуло с такой силой, что лишенная возможности стоять, я была вынуждена присесть на кровать, а после и вовсе вцепиться в нее обеими руками, пытаясь хоть как-то удержать равновесие.