Вскоре Марью Филипповну окружили офицеры, каждый просил оставить за ним танец, и она, смеясь, едва успевала записывать в бальную карточку имена. Мишель не осмелился просить Марью Филипповну о танце, лишь хмуро наблюдал за тем успехом, что она имела промеж офицеров. Левицкий не сводил с неё восхищённого взгляда, Дольчин галантно склонился над её рукой, уверяя, что в жизни не встречал барышни прелестней, даже Карташевский поддавшись всеобщей атмосфере веселья, на время позабыл о своём проигрыше поручику и старался обратить на себя внимание прелестницы.

Павел Алексеевич Василевский вместе с молодой женой подошёл засвидетельствовать своё почтение. Марья лишь едва взглянула на высокую нескладную молодую женщину, что цепко держалась за рукав фрака своего супруга, но зато самому Василевскому досталась ослепительная улыбка. Поль вспыхнул, как мальчишка, и, как всегда в минуты сильнейшего волнения, заикаясь, заметил, что за прошедший год Марья Филипповна стала ещё краше. Отвернувшись от четы Василевских, mademoiselle Ракитина заглянула в карточку, оставался один только вальс.

Разговаривая с уездным предводителем о перспективах грядущего урожая, Илья Сергеевич всё более хмурился и поглядывал на оживление, царившее в кругу молодёжи, центром которого стала Марья Филипповна.

— Ступайте, ваше сиятельство, — улыбнулся ему уездный предводитель, заметив его нетерпеливое желание присоединиться к шумному кругу. — О делах после успеем.

— Надеюсь, для меня найдётся танец? — громко осведомился Урусов, входя в кружок подле Марьи Филипповны и Натальи.

— Вальс, Илья Сергеевич, — протянула ему бальную карточку Марья.

Урусов вписал своё имя, и тотчас открылись двери. Дворецкий доложил, что кушать подано. Илья Сергеевич предложил руку Марье Филипповне, дабы сопроводить её в столовую. Умышленно ли, или по воле случая, Урусов усадил свою спутницу подле себя, напротив Натальи и Соколинского. Княгиня Урусова с гости постарше, дабы не смущать молодёжь своим присутствием, разместились на другом конце стола, середину заняли офицеры, и только уездный предводитель остался среди молодых, желая обсудить с князем какие-то весьма важные, на его взгляд, дела.

Марья старалась не смотреть на Михаила Алексеевича, вполуха слушая уездного предводителя, пустившегося в воспоминания о том, каким замечательным и добрым человеком был её покойный отец. В другой раз она бы с удовольствием поговорила о Филиппе Львовиче, но нынче её занимали совершенно иные мысли.

Мишель сделал вид, что видит её в первый раз, а стало быть, он и не думал говорить Наталье о том, что его отношение к княжне переменилось. Чувствуя себя обманутой, Марья едва не задыхалась от переполнявшей её злости, но стараясь не выказать своих чувств, была притворно любезна с князем, улыбалась княжне, и, если взгляд её нечаянно встречался со взглядом Соколинского, смотрела как бы сквозь него.

Обед состоял из семи перемен и занял почти три часа. Всё это время mademoiselle Ракитина сидела, словно на иголках. Илья Сергеевич, обращаясь к ней и самолично подливая вино ей в бокал, словно ненароком касался её плеча или руки, как будто желая показать своё особое отношение к ней.

За окнами, меж тем, смеркалось. Марья уже не вспоминала о разговоре с матерью, что они собирались уехать ещё до начала танцев. Несмотря на гул разговоров в столовой, звон столовых приборов, уже было слышно, как музыканты настраивают инструменты. Молодёжь заметно оживилась. Барышни поглядывали на уланских офицеров, и уличённые в том, тотчас заливались румянцем, смущённо опуская глаза. Она облегчённо перевела дух, когда настала пора переместиться в бальную залу. Там уже зажгли свечи в огромных хрустальных люстрах, что свисали с потолка, отбрасывая радужные блики на зеркала и паркет. Зал наполнился шорохом бальных туалетов, тихим гулом голосов, звуками настраиваемых инструментов.

Пары стали выстраиваться для Польского. Левицкий, звеня шпорами, остановился перед mademoiselle Ракитиной и тряхнул головой.

— Mademoiselle, надеюсь, вы не забыли обо мне?

Марья Филипповна вложила пальцы в протянутую ладонь и грациозно заскользила по паркету, увлекаемая своим партнёром в череду выстроившихся пар. Танцы открыл князь Урусов, поведя в полонезе сестру. За Польским последовал вальс, танцевать который Марье пришлось с его сиятельством.

Илья Сергеевич молча вёл её по паркету, легко и непринуждённо обходя вальсирующие пары. И хотя не было сказано ни слова, взгляды сказали слишком многое. В тёмных глазах его сиятельства Марья Филипповна легко прочла прежнее восхищение, и оно словно согрело её. Она улыбалась ему открыто, радуясь тому, что не видит холодности и презрения. Илья Сергеевич сам всё испортил, заговорив, когда стихли последние аккорды.

— Я рад, что вы вняли голосу разума, — заметил он тихо, склонившись к самому уху Марьи.

— Не надейтесь, что причиной тому стали ваши угрозы, — прошипела в ответ Марья Филипповна, стараясь высвободить ладонь из его руки.

— Разве я угрожал вам? — искренне изумился князь. — Я всего лишь желал предостеречь вас от необдуманных поступков.

Марья промолчала. Настроение её стремительно портилось, но не успела она всерьёз обидеться на Урусова, как её вновь увлекли в танцы. После мазурки с Карташевским, едва отдышавшись, она вышла в котильоне с поручиком Дольчиным. Во время танца фигуры перепутались, и Марья с поручиком, едва не столкнулись с княжной Натальей и Соколинским. Михаил Алексеевич попенял поручику на неосторожность, Дольчин вспыхнул, но промолчал. Улыбнувшись виноватой улыбкой своей партнёрше, он постарался увести её от пылавшего негодованием Соколинского.