Элеонор закрыла глаза, сделала глубокий вдох и начала говорить:

– Простите меня, Отец, ибо я согрешила.
– Она перекрестилась и начала исповедаться. Она призналась во всем, что хранила в сердце всю свою жизнь. Ее не заботили ее простительные грехи, похоть, ложь, жалость к себе. Она рассказала Сорену о телефонном звонке, на который она не ответила, из-за которого ее отцу пришлось самому предстать перед последствиями собственных решений. Она рассказала, как причинила боль Вайету, и больше того, как любила Вайета. Она призналась, как от отчаяния использовала парня прошлой ночью. Она призналась во всем.

Она выложила свои грехи на руки Сорена, и затем, словно по волшебству, он заставил их исчезнуть. Но это не было магией, и она понимала, что ее грехи не исчезли, они были прощены, и за это она была благодарна. Она не хотела, чтобы ее грехи исчезли. Она слишком сильно будет по ним скучать.

И после исповеди и отпущения душа Элеонор снова ощущалась чистой. Все, что ей было нужно сейчас, чтобы внешняя оболочка соответствовала содержимому.

Кингсли выделил ей гостевую комнату с самой большой ванной комнатой. Она разделась, шагнула под душ и позволила теплу и воде смыть остатки сожалений, остатки ее горя и остатки боли. Она побрила ноги и отскрабировала тело мочалкой из люффы, желая стереть верхний слой кожи, который казался запятнанным выпивкой и печалью, и болью, причиненной ею. Через час она выключила воду и вышла из душа в раскрытое Сореном белое мягкое полотенце.

– Думал, ты никогда не выйдешь.
– Он крепко завернул ее в полотенце, и она засмеялась, пока он кутал ее

– И Вы, гад, все это время были в ванной?

– Только последние пятнадцать минут. Думал, тебя смыло в канализацию.

Он переоделся из сутаны в нормальную одежду - джинсы и черную футболку с длинными рукавами. Рукава были закатаны так, что она видела его запястья и предплечья. Мускулистые предплечья и большие, мужественные руки взрослого человека. Никаких игривых татуировок или панковского лака на ногтях. Его руки были серьезными и величественными, для работы, а не для игр. И эти руки сушили полотенцем ее волосы, вытирали капли воды с ее лица. Она представила, что они были нормальной парой в их собственном доме. Но они не были нормальной парой и никогда не будут, и поймет остальной мир или нет, именно это она и любила в них.

Сорен поднял ее и усадил на тумбочку в ванной.

– Вы, правда, собираетесь меня вытирать?

– Одеть в пижаму и уложить спать.

– А сказку на ночь тоже почитаете?

– Если хочешь.

Она улыбнулась при мысли, как Сорен читает ей сказку. Может ли жизнь стать еще более странной? Лучше? Пока Сорен сушил ее волосы, лицо, даже ноги и ступни, остатки прошлой недели с Вайетом испарились. Она обожала Вайета, да, но теперь, когда Сорен вернулся, она воспринимала Вайета не больше, чем отвлечение, временное и неожиданное. Сорен был дорогой, которую она выбрала. В его присутствии она вспомнила, почему выбрала его и почему никогда больше не сойдет с этого пути.

– Сэм обеспечила пижамами, - сообщил Сорен, держа маленький белый наряд.
– Она выбрала их для тебя.

– Мне стоит ее поблагодарить.

– Позже. Сейчас ты моя.

Она шагнула в белые короткие шортики, которые Сорен натянул на ее ноги и надел камисоль.

– Знаете, последний раз, когда мне кто-то помогал переодеваться перед сном, мне было восемь, и у меня был грипп.
– Элеонор вспомнила, как мама купала ее уставшее тело и одела в пижаму. Тогда она была такой слабой и беспомощной из-за болезни, что мама качала ее на руках, будто она все еще была ребенком.

Сейчас Элеонор чувствовала себя усталой и счастливой. И чистой, такой чистой в присутствии Сорена. Чистой и в безопасности. Она больше не была беспомощной, не была слабой. Из-за удовольствия и любви она подчинилась его заботе и позволила себе быть зависимой, как ребенок.

Он помог ей спуститься с тумбочки и провел в спальню. Она стянула покрывало и начала ползти в центр, но замерла, когда ощутила невероятно сильную руку на шее.

– Не двигайся, - приказал Сорен.

– Что...

Она закричала, когда его рука громко и резко приземлилась на ее едва прикрытую попку.

– Это за вчерашнюю пьянку.

Он снова ударил ее, в этот раз в два раза сильнее.

– А это за Вайета.

Элеонор впилась пальцами в простыни и собралась с духом. Следующий шлепок был болезненнее, чем два предыдущих вместе взятых. У нее перехватило дыхание от боли.

– А это было просто для удовольствия. А теперь можешь ложиться спать.

– Ай, – наконец, выдавила из себя Элеонор. Она легла на бок и укрылась одеялом. Она смотрела на Сорена, который, казалось, сдерживал улыбку.
– Не могу поверить, что вы меня отшлепали.

Сорен улыбнулся: - А я могу.

Он наклонился и поцеловал ее, одним из его захватывающих поцелуев, которые заставляли её чувствовать себя нетронутым местом на карте в ожидании, когда первооткрыватель водрузит на нее свой флаг.

Его рука скользнула под одеяло, вниз по ее телу и между ног. Поверх пижамных шорт он дразнил клитор, пока она не начала тяжело дышать ему в рот. Она приподняла бедра, желая большего, и он отодвинул ткань в сторону, чтобы проникнуть в нее одним пальцем.

– Хочешь кончить?
– спросил он.