Шрифт:
Может, она была услышана? Ибо ветер, который поначалу рвал волосы и платье, сбивал с ног и едва не гасил наши факелы, вскоре стих, а душный, мутный мрак стал вдруг расползаться клочьями — и в просветах показались звезды.
— Как чудесно! — прошептала Арквенэн.
Запрокинув голову, она с восторгом смотрела на небо; на губах ее блуждала улыбка, хоть глаза еще не просохли от слез.
Я кивнула. Я видела звезды не в первый раз — мне довелось смотреть на них в холодных пустошах Арамана, куда мы с братом и с детьми Арафинвэ отправились однажды. Тогда я подумала, что небесные светочи красивы — словно россыпь драгоценных камней на темно-синем бархате — но их холодным лучам не сравниться с живым сиянием Дерев.
Как я ошибалась!
Лишь сейчас я поняла, сколь они прекрасны, как нужны тем, кто бродит по затемненной земле! Мрак скрыл их на время, но оказался не в силах погасить. Они приветливо и ясно смотрели на нас с высоты. После мятущегося, резкого пламени факелов их ровный свет тешил зрение, радовал, как вода родника радует уставшего путника, попутный ветер — морехода, звон арфы — певца… Кажется, я вздохнула полной грудью впервые с наступления Тьмы, и даже смятение в моей душе чуть улеглось.
Жаль, что нельзя было идти, не сводя взгляда с небес! Засмотревшись, я шагнула мимо ступени и полетела бы кубарем, если бы Ниэллин снова не поймал меня.
— Тинвиэль, ты решила осветить нам путь искрами из глаз? — участливо спросил он.
Его неуклюжая шутка заставила меня улыбнуться и устыдиться своей неловкости. Дальше я уже не забывала поглядывать себе под ноги. Это было не лишне!
Смешавшись с лучами звезд, непроглядная темнота превратилась в серебристо-синие сумерки, но все в них изменилось пугающе и странно. Очертания стали неузнаваемы, расстояния неопределимы, взор не проникал вдаль, да и вблизи терялся в непривычном тусклом одноцветьи, которое разбивали лишь рыжие всполохи факелов. Мощеная светлым мрамором дорога мерцала, змеей извиваясь по крутому склону Таникветиль, но пышные деревья по сторонам ее превратились в неведомых страшилищ. Наш город, белокаменный Тирион, прежде ясно видный от Чертогов, будто отдалился на многие лиги, стал размытым белесым пятном в глубине неизмеримой пропасти. От этого кружилась голова и слабели колени, так что мы старались ухватиться взглядом за ближние предметы или друг за друга.
Отец мой не собирался ждать, пока мы освоимся в изменившемся мире, и решительным шагом двинулся вперед. В хмуром, жестком лице его не было страха. Он высоко поднял свой факел, чтобы лучше осветить дорогу; в другой руке он наизготовку, как меч, держал крепкую палку. Наверное, так эльдар шагали опасными тропами Серединных Земель, когда наш народ по призыву Владык отправился на Запад от берегов Озера Пробуждения… Но разве палкой оборонишься от Тьмы? Однако даже такое — простое и бесполезное — оружие придавало уверенности ему, а заодно и всем нам.
Поначалу трудно было поспевать за отцом, хоть шел он не быстро: в полумраке земля будто уходила из-под ног, мы то и дело оступались. Потом тела наши начали привыкать к новой жизни; мало-помалу вернулась обычная легкость шага.
Я даже смогла оглянуться на ходу. Вереница печальных теней — жителей Тириона — далеко растянулась по склону горы. Тут и там над нею горели факелы, по соседству с ними глубже и ярче становилась густая синева сумерек. Я мельком удивилась: значит, даже в этой тьме таится красота!
Еще через несколько шагов началась лестница вниз, крутая и длинная, и мне стало не до размышлений: меня вдруг сковала внезапная боязнь высоты. Это было странно и жутко, я ведь всегда любила горы, да и на лестнице мне был знаком каждый камень — прежде, при Свете, я поднималась и спускалась по ней бессчетное число раз! Но сейчас руки мои заледенели от страха, ноги точно одеревенели, и я никак не могла заставить себя сделать первый шаг. Хотелось взглянуть на звезды, приободриться, но невозможно было отвести глаз от земли — мне казалось, что я тут же рухну вниз и расшибусь.
Матушка заметила мою слабость и с неожиданной твердостью поддержала меня под руку:
— Не пугайся, Тинвэ, дитя мое, это лишь наваждение мрака…
Дергано, как игрушка на нитках, я переставила одну ногу, потом другую… Дальше дело пошло проще: рядом с матушкой боязнь постепенно отпустила, и я вновь обрела утраченную было ловкость. И все же спуск показался мне бесконечно долгим, к концу его от напряжения я вся дрожала.
Не только меня настигла внезапная немощь: многих женщин поддерживали мужья и братья, а некоторых так вовсе пришлось снести на руках. А нам еще предстояло пройти изрядный путь по равнине и взойти на Туну к вратам нашего города…
Едва поднимая ноги, привалившись друг к другу, мы с Арквенэн брели по дороге в толпе изнуренных сородичей. Судя по вздохам вокруг, другим приходилось не легче. От усталости я забыла бояться и все глубже погружалась в тоскливое безразличие.
Вдруг слуха моего коснулось пение, да какое! Кто-то на два голоса выводил песенку-потешку про улитку — о том, как тяжело ей, бедной, тащить свой домик вверх по стеблю травы.
Я обернулась — ну конечно! Нас догоняли Ниэллин и Алассарэ, его сосед. Кто еще мог шутить и дурачиться посреди всеобщего уныния? Алассарэ с младенчества ни слова не вымолвил серьезно!