Шрифт:
Все умолкло над Эзеллохаром. Голос Владычицы, прежде сильный и звонкий, глухо прозвучал в тишине:
— Свет Дерев иссяк и живет ныне лишь в Сильмариллах Феанаро. Прозорливым оказался он! Даже для сильнейших после Илуватора есть деяния, которые дано им свершить лишь однажды. Я воплотила Свет Дерев и до конца Эа не повторю подобного. Но если б была у меня хоть толика Света — я бы призвала в Древа жизнь, прежде чем их корни иссохнут. Тогда раны наши затянутся, а злоба Мелькора будет посрамлена.
Я едва не вскрикнула от радости: порчу можно исцелить! Конечно, Владычица сделает это! Воистину, Феанаро велик — его искусство спасет всех нас! Где же он?
Взгляды всех сошлись на Феанаро. Прямой и напряженный, как перетянутая струна, он стоял у самой границы Круга, оглядывая Владык пристальными, горящими глазами. И молчал.
Молчание длилось и длилось. Наконец Манвэ спросил голосом мягким и глубоким, словно звон большого колокола:
— Слышал ли ты слово Йаванны, о Феанаро, сын Финвэ? Дашь ли нам то, что просит она?
Феанаро вперил в него взгляд, но не шевельнулся, не произнес ни звука. Тишина все крепла, пока мне не показалось, что она вот-вот расколется на куски. И правда, Тулкас разбил ее, прогрохотав:
— Говори же, нолдо — да или нет! Но кто посмеет отказать Йаванне? Не ее ли трудами в мир пришел Свет, что заключен в Сильмариллах?!
— Не спеши, — лавой растекся низкий, густой голос Ауле. — Мы просим о большем, нежели думаешь ты. Дай ему поразмыслить в спокойствии.
Но Феанаро поразмыслил достаточно, чтобы утратить всякое спокойствие.
— Не только для великих — и для малых есть деяния, свершить которые дано лишь однажды! — горько воскликнул он и продолжал с жаром: — Тем деяниям отдано сердце! Пусть я смогу расщепить Камни — мне никогда больше не сотворить подобных им. Если же принужден я буду разбить их — с ними разобью и свое сердце, и погибну — первый из эльдар Амана!
Тяжело дыша, он умолк. И тут же Намо Мандос уронил:
— Не первый.
Тех слов я не поняла, до того потрясла меня речь Феанаро. Не из камня ли его сердце, раз он так боится разбить его? Неужели он откажет в просьбе?!
Замерев, затаив дыхание, ждали мы его решения. Страшная борьба кипела в нем: грудь вздымалась, руки стиснулись в кулаки, глаза метались по лицам Владык. Быть может, разум ему затмил мрак? Ибо лицо его вдруг исказилось, и он, отшатнувшись, вскричал:
— Я не сделаю этого по доброй воле! Если же Владыки принудят меня — я буду знать верно, что Мелькор из их родства!
Толпа ахнула. Я услышала возглас Нолофинвэ: «Опомнись, брат!» и слова Мандоса, в которых не было гнева, а лишь печаль:
— Ты сказал.
Спустя миг над Холмом поднялся гул голосов — все заговорили разом.
— Безумец… — сокрушенно пробормотал мой отец.
А мать спросила изумленно:
— Тиринхиль, неужто он не верит Владыкам?!
— Да-а. Сдается мне, потемки-то продлятся, — протянул Алассарэ невесело.
— Похоже на то, — согласился Тиндал, — раз Феанаро жалеет расстаться со своими безделушками. Не больно-то он щедр!
Арквенэн возмутилась:
— Не смей говорить так о Сильмариллах! Это не безделушки! Это же… это его лучшее творение, сокровище его души! Других таких нет и не будет!
— Феанаро в своем праве. Погодите осуждать его, — спокойно сказал Ниэллин. — Нельзя вынуждать Мастера убить свое творение.
— Не завидую я ему, — буркнул мой брат. — Похоже, он вложил в свое творение столько души, что теперь не он властвует над Камнями, а Камни над ним.
Я не вступала в разговор. Мысли мои были в смятении. Я ждала, что Феанаро отдаст Сильмариллы ради общего блага, свободно и по доброй воле. Я сама отдала бы все — все фрески и вазы, вышивки и гобелены, сделанные моими руками — ради надежды вновь возжечь Свет. Но… легко мне судить, мои творения не так уж ценны. А главное, от меня-то никто не ждет жертвы!
Разговоры вдруг смолкли. Что-то изменилось в Кольце Судьбы: Ниэнна медленно подошла к Феанаро и, откинув с головы покров, устремила на него полный сострадания взор. Печаль окутывала ее почти зримо, словно туманное облако. Однако эта дымка не смягчила ни лица, ни взгляда Феанаро — он лишь выше вздернул подбородок. Тогда Ниэнна тихо коснулась его щеки, отвернулась и плавной поступью пошла вверх по склону. Слезы блестели в ее глазах. Толпа раздалась перед нею.
Вскоре она достигла погибших Светочей и опустилась на колени у их подножия.