Вот и сейчас он вклинился между мною и Арквенэн и, обняв нас за плечи, заставил идти быстрее:

— Поторопитесь, девы, а то над вами будут смеяться и улитки — вы ползете к своим домикам медленнее, чем они ползут со своими на спине!

Арквенэн сердито фыркнула. А я пробурчала:

— Алассарэ, скажи — не из-за тебя ли эта беда? Может, ты нечаянно изрек нечто мудрое, вот мир и перевернулся вверх дном?

— Это вряд ли! Но на всякий случай я постараюсь еще поглупеть. Вдруг это поможет миру встать на место? Побуду-ка и я улиткой, — подмигнул он мне, — посмотрим, каково это — носить на себе домик? Ниэллин, помоги-ка!

Ниэллин подсадил Арквенэн на закорки приятелю, и тот размеренным, нарочито тяжелым шагом потащил ее вперед, как таскал еще в детстве. Бедняжка, она так измучилась, что даже не возразила! Я же посмотрела на Ниэллина взглядом, достойным Феанаро, и он просто предложил мне руку.

Рядом с нами послышались смешки, а кто-то пробормотал неодобрительно: «Нашли время для баловства!» Затейники добились своего: кого-то рассмешили, кого-то рассердили, но ободрили и тех, и других. Мне тоже было легче идти, опираясь на сильную руку Ниэллина.

Сначала мы шли молча. Я чувствовала, что в душе он подавлен и озабочен, хотя скрывает это. Теперь и мне хотелось как-нибудь утешить его, но я нашла только скудные слова благодарности:

— Спасибо тебе, Ниэллин. Я и правда ужасно устала.

— Всегда пожалуйста, — легко улыбнулся он. — Рад был помочь тебе, Тинвэ!

— Как думаешь, надолго ли пала тьма?

— Хотел бы я знать. Надеюсь, со временем все образуется…

Ответ стоил вопроса. Но другой надежды у нас не было.

То же самое повторила матушка, когда мы дошли наконец до дома и собрались в общей комнате.

Наш дом разительно переменился. Выстроенный руками отца, любовно украшенный руками матушки, он всегда был ласков и приветлив к нам. Теперь же он, казалось, подставлял нам порожки, ступеньки и косяки в самых неожиданных местах. Звездные лучи проникали через окна, но их не хватало, чтобы как следует осветить дальние углы и коридоры, так что там застоялся мрак. Факел наш прогорел; отец долго на ощупь перебирал склянки и фиалы в мастерской, пока не нашел, что искал: чудесный кристалл, который когда-то подарил ему Феанаро.

Не напрасно того называли величайшим мастером нолдор! Еще юношей он научился заключать в прозрачные камни толику сияния, разлитого в воздухе Благого Края, и щедро раздаривал их друзьям и знакомым. Вершины мастерства и хранимые драгоценности Феанаро, Сильмариллы, блистали светом Дерев во всей его полноте и силе. Наш же кристалл после того, как отец подышал на него и согрел в ладонях, затеплился робким золотистым отсветом Лаурелин. Его свечение не могло сравниться с сиянием Златого Древа, и все же оно разогнало мрак вокруг нас и согрело сердца.

Мы сидели втроем, соединив руки, не в силах расстаться друг с другом и с источником света. Матушка сказала, взглянув на отца:

— Не будем отчаиваться. Со временем все образуется. Так ведь, Тиринхиль?

— Да, Хельвен, — помолчав, ответил отец. — Пока мы вместе — да.

Усталость навалилась на меня свинцовой тяжестью и никак не отпускала; но мне и помыслить было страшно, чтобы уйти от светильника в темную, холодную спальню. Поэтому я не раздеваясь прилегла здесь же, на кушетке. Не осталось сил даже на слезы, и я быстро погрузилась в сонное оцепенение.

Грезы мои были тревожны. В них завывал ураган, раздавались крики и плач, огонь факелов трепетал и угасал в наползающем мраке, сверкал глазами Феанаро… Стоило мне задремать покрепче, как я тут же летела в пропасть, вздрагивала и просыпалась. Наконец я забылась черным сном без сновидений… и будто в тот же миг меня разбудил грохот двери и топот ног. Я подскочила на своем ложе, села — и в ошеломлении уставилась на брата: оказывается, это он так ворвался в дом.

По-прежнему было темно. Брат держал в руке горящий факел, и по бледному, осунувшемуся, потерянному лицу его было видно, что вести он принес неслыханные и ужасные.

— Тиндал, что?! — крикнула я нетерпеливо.

Облизнув губы, брат заговорил глухим, надтреснутым — будто чужим — голосом:

— Владыки вернулись. Сказали: Мелькор приходил — и ушел. Он привел нечто… неимоверное… Чудище, бездонную прорву, что пожирает свет и изрыгает тьму. Оно осквернило и изранило Древа… и… их Свет иссяк. Там… на Эзеллохаре… Йаванна поет, чтобы вдохнуть в них жизнь.

Он перевел дыхание и закончил тверже:

— Владыки собираются в Кольце Судьбы и призывают всех. Ингвэ со своим народом уже отправился туда. И наши Лорды тоже.