Покорно выполняю приказ и, расправив складки на длинном бардовом платье, мечтательно вздыхаю, рассматривая утонченное украшение, идеально сидящее на безымянном пальце. Как оно мне идет!

Показываю руку маме, которая располагается по левое плечо, делюсь своим счастьем. А она восхищенно охает, осматривая дивное ювелирное украшение. От всей души поздравляет с помолвкой.

До нового года остается совсем немного, каких-то пару минут. Официанты, облаченные в черно-белые костюмы, похожи на важных пингвинов. С бутылками дорогого шампанского, скользят по залу, наполняя бокалы разноперых гостей. Огромная елка, стильно украшенная одноцветными шарами и бантами, сверкает, словно северное сияние. А модный ведущий, он же по совместительству дед Мороз, остро и обаятельно шутит. Но мне все равно и никто не нужен, кроме Антона. Постоянно кошусь на сидящего рядом со мной жениха, который увлеченно о чем-то болтает с отцом. Не могу от него оторваться, хоть убей.

Было бы здорово, если вся эта шумная публика по взмаху волшебной палочки исчезла с глаз долой, и мы с моим любимым мужчиной остались наедине. Фантазии, иллюзии, невыполнимые мечты!

Куранты громким боем отсчитывают последние секунды уходящего года, а публика скандирует вместе с ведущим. Мы с мамой подхватываем бокалы, поднимаемся на ноги и присоединяемся к общему веселью. Новые туфли, заказанные во Франции, слегка узковаты (у меня широкая стопа), поэтому натирают. Некомфортно, а местами больно, но деваться некуда. Зато идеально подходят к платью. Смиряюсь с неудобством и вместе со всеми начинаю считать:

Десять, девять, восемь, семь, шесть…два, один… С Новым Годом! Кричим мы с мамой и бабушкой, чокаясь фужерами. Обнимаемся и целуемся, поздравляя друг друга.

Опрокидываю в себя игристый напиток, от которого щиплет в носу. Радостно улыбаюсь, хлопая в ладоши. И тут же разворачиваюсь к Антону, чтобы его обнять, поцеловать и поздравить с чудесным волшебным праздником. Сказать, как я счастлива, что мы вошли в будущее вместе.

Но… к огромному разочарованию, стул, на котором пару минут назад сидел мой жених и пил виски, оказывается пуст. Растерянно верчусь по сторонам в поиске самого важного мужчины в моей жизни, но нигде не вижу. Делаю шаг назад, сканируя толпу взглядом, наконец-то замечаю удаляющиеся на балкон знакомые спины. Отец и Антон, о чем-то увлеченно споря, выходят на воздух и растворяются в темноте.

Улыбка медленно сползает с лица, а настроение падает до нуля. Растерянно смотрю на маму, не зная, что сказать. А она без слов, поняв мое состояние, притягивает к себе и прижимает к груди. Аккуратно поглаживая мои распущенные волосам, сочувственно шепчет на ухо, что все образуется, и они скоро вернутся.

И уже веселиться не хочется, шампанское вызывает отвращение, а люди, орущие на все лады поздравления, раздражают. Отрываюсь от мамы и отворачиваюсь, чтобы не портить ей вечер. Она заслужила этот выход в свет, папа редко берет ее с собой на светские приемы. Обтираю ладонью щеку, по которой ползет крупная слеза, наполненная обидой. Ненавижу себя за эту слабость, но по-другому реагировать не могу.

— Афанасия, ну что ты, дочка. Он же просто с отцом отошел, сейчас поговорят и придут, — убеждает родительница, поправляя скатившуюся с плеча лямку. — Мужчины, они не такие чувствительные как мы. Прагматики, зацикленные на работе. Но что поделать, такова реальность, со временем привыкнешь, — философствует она, но тут же, поняв, что ее слова лишь больше меня

расстраивают, переводит тему. — Смотри, какой красивый торт. Давай по кусочку, как раз заедим твое горюшко, — жестом подзывает молоденького растерянного официанта (наверное, мальчишка впервые работает на приеме), просит принести десерт.

Тот быстро кивнув и неловко развернувшись на пятках, чуть не роняет поднос с бокалами пузыристого шампанского, только чудом удерживает равновесие. Бросив на нас растерянный взгляд, и испуганно икнув, спешит убраться с глаз долой.

— Понаберут по объявлению, — ворчит бабушка, десертной ложечкой ковыряя черную икру и запивая белым сухим вином. — А нам страдай, — поправляет выбившийся из профессионально уложенной прически волосок. — И вообще, Афанасия, — разворачивает ко мне лицом, спокойно осматривает мой поникший вид. А я опускаю глаза вниз, молча ее слушаю. — Никак не пойму, что ты нашла в этой ставриде? Законсервированный какой-то и тощий. Смотреть не на что. Да еще губы навыкать! У него случайно в роду негров не было, а то испортит нам родословную?

— вскидываю на нее вопросительный взгляд. Она, правда, об Антоне так думает? А Алина Федоровна, с хитрым прищуром, игриво улыбается.

— Что, ты со мной не согласна? — приподнимает подкрашенную бровь. — И уши у него великоваты, может посоветовать пластику сделать? — продолжает ерничать. А я понимаю, что она просто хочет меня отвлечь. Подсаживаюсь на стул, стоящий рядом с ней, и обнимаю изобретательную бабушку за плечи.

— Да, бабуль, давай ему еще чувство такта и отзывчивость по интернету закажем, вдруг приживутся в тощем организме, — грустно усмехнувшись, опуская голову ей на плечо. — А лучше купим в двойном экземпляре, чтобы в случае неудачи, предпринять еще одну попытку сделать из мужчины человека, — к столику подходит совсем другой официант, не тот, которого мы отправили за сладким. Уверенными действами расставляет перед нами тарелки с кусками воздушного торта и разливает пахучий чай.

Отлепляюсь от бабушки и сажусь ровнее. Втягиваю в себя ароматный мятный напиток и медленно выдыхаю. Все же правы женщины старшего поколения. Не стоит травить себе душу и изводить тело. Куда теперь Антон от меня денется, ведь мы помолвлены. Походит, побродит, да и вернется. А я потом обязательно отыграюсь за свою обиду.

Время тянется медленно, а я десертной вилкой ковыряю и ковыряю на вид вкусный торт, но не ем. В моей тарелке уже бесформенное месиво, но мне все равно. Понурым взглядом скольжу по публике в надежде, что увижу Антона в толпе. Но его нигде нет.