Ох, девочки, худеть мне надо, но так кушать хочется, что переночевать негде. Сидеть на диете — это не мое, все равно рано или поздно срываюсь и набираю больше того, что скинула. И физкультуру я не люблю, бег по утрам, истязание тела на тренажерах, фитнес — вызывают отвращение на стадии упоминания. И как тут худой быть с моим аппетитом. Да, ладно, какая есть. Немодная, неприглядная, зато довольная, и в меру складная. Кому полюбить, найдет за что.

— Ах ты мелкая вредительница, а ну отдай помаду! — вижу, как белка вылезает из моей сумки с добычей в лапах и, хитренько прищурившись, пробует ее открыть. — Она же новая, только вчера купила, верни! — подперев бока, топаю к ней, но не тут— то было, рыжая, быстро перескакивая по вещам, летит в зал, прятаться. — Не смей откусывать, получишь! — грожу кулаком, но дело уже сделано: морда у белки вся розовая, она в секунду разгрызла мою помаду пополам и выбросила.

— Василиса, ну почему же ты такая задница, вон на диване килограмм косметики рассыпано, мало тебе что ли?! Зачем мою испортила? — причитаю, присев на корточки и подняв брошенную на пол поломанную помаду. — Я пятьсот рублей за нее отслюнявила, можно сказать от сердца оторвала, а ты раз и все, — пытаюсь пробудить в белке совесть, но она только радостно вокруг меня носится и громко фырчит.

— Плохая, Васька! — не унимаюсь я. — Плохая! Вот доведешь меня, и я обо всех твоих проделках расскажу мужу Маргоши, он — то найдет на тебя управу, — грожу белке пальцем и поднимаюсь.

Смирившись с потерей, отправляюсь в коридор, чтобы одеться. Пуховик надо стирать, он весь в шампанском, приходится натягивать кашемировое пальто, благо на улице весна и потеплело, можно его носить.

По дороге на работу забегаю в любимую пекарню и покупаю на завтрак два песочных пирожных со свежей голубикой, и ароматный капучино. Знаю, что с моей фигурой сдобу нельзя, но без сладкого жизнь так грустна и неинтересна.

Без пяти восемь появляюсь в любимой аптеке и сразу в подсобку, чтобы переодеться в белый халат, посчитать остатки и подготовить кассу к работе. Моя напарница, Тамара Васильевна, женщина взрослая, разведенная, но, несмотря на это очень приятная в общении, слегка опаздывает, поэтому аптеку открываю я.

Народ потихоньку подтягивается, а я отчаянно борюсь со сном, вся обзевалась. Полчаса назад проглотила две таблетки кофеина, которые обязаны были меня взбодрить. Но, по — моему, организм не проникся подачкой, все равно силится рухнуть горизонтально и отключиться.

— Анфиса, я приехала, — слышу голос напарницы из закулисья. — Уважаемые покупатели, пройдите, пожалуйста, на соседнюю кассу, — а это уже громко для посетителей.

Полноватая женщина невысокого роста с короткой стрижкой заступает на свой пост, а я ей дружелюбно улыбаюсь. Сегодня прямо массовое нашествие. Весна в этом году выдалась очень холодная, вот народ и расхворался.

— А дайте мне этивон, — слышу нервный голос паренька, который пытается протиснуть свой нос в узкое окошко выдачи товара, — от суставов сердца, — поворачиваю к нему голову и озадачено свожу брови, а он порывисто добавляет: — мне для мамы, — как будто это что — то меняет.

Делаю глубокий вдох, пытаясь сохранить серьезное лицо, что совсем нелегко в данной ситуации и уточняю:

— Что вам? Рецепт врача есть? — вежливо интересуюсь, а про себя давлюсь со

смеху.

Нет, посетители, конечно, периодически выдают перлы типа: взвесьте мне двести грамм барсучьего жира или отсыпьте траву коры дуба, но это что — то новенькое. Спокойно ожидаю ответа, а парень в это время растерянно шарит глазами по витрине.

— Ну, желтенькие такие, в бутылке, — в голосе мальчишки звучит отчаяние. Он на пальцах пытается показать размер таблетки, а мне час от часу не легче. Я что теперь лекарство по цвету выдавать должна?

— Простите, но вам стоит уточнить название, — сжимаю губы, чтобы не рассмеяться.

— Но хочу открыть вам маленький секрет, — с загадочным видом приближаюсь к стеклу, не могу сдержать ухмылку, — в сердце суставов нет, — мальчишка ошарашено округляет глаза, да так естественно, словно я ему только что открыла тайну его рождения. А у меня губы до ушей разъезжаются. Вот умора!

Паренек пару секунд находится в замешательстве, а потом внезапно меняется в лице и со злобой в голосе начинает обвинять:

— Так и скажите, что не хотите продавать мне дешевое лекарство, — тянет рассержено, тыча пальцем в прилавок. — Все вы жлобы, вам бы только что — нибудь подороже страдающим людям всучить, — теперь приходит моя очередь озадаченно хлопать глазами. Но вставить слово не получается, посетитель не унимается: — дайте хотя бы угольки или тоже жалко? — нет, и смех и грех, в каком же школе таких чудо — мальчиков учат.

— Вам активированный уголь нужен? — переспрашиваю на всякий случай, а он возмущенно вздыхает:

— Ну, наконец — то догадалась. Доходит как до утки, только на седьмые сутки, — кривляясь, ерничает в стихотворной форме, а я не знаю — обижаться мне или тупо поржать. Но как профессионал, держу свои эмоции в узде. У нас тут разные человеки заходят. Одним словом, больные люди, что с них взять.

— Пожалуйста, — протягиваю дорогому клиенту белую бумажную пластинку, а он швыряет на подставку мелочь, словно подать нищенке.