Шрифт:
Если использовать первое и второе определения дома (по словарю Уэбстера), третье место под них не подходит, не будучи ни 1) «местом проживания семьи» [74] , ни 2) «социальной единицей, образованной совместно проживающей семьей». Однако третье определение дома как предлагающего «близкое по духу окружение» более соответствует среднему третьему месту, чем среднему семейному жилищу. Домашний круг может устоять и без близости духа, а третье место – нет. Действительно, многие «семейные гнезда» – это звериные логова, где близость существует даже без поверхностной вежливости.
74
В современном издании словаря – «место проживания индивида». – Прим. пер.
Очевидно, что между частным жилищем и третьим местом есть огромная разница. Дом – это частная обстановка; третьи места – публичная. Дома в основном характеризуются гетеросоциальными отношениями; кружки в третьих местах чаще всего состоят из людей одного пола. В домах происходят самые разнообразные виды деятельности, в третьих местах спектр действий намного уже. По большей части третье место – это то, чем дом не является, однако между ними, очевидно, существует достаточно общего, чтобы побуждать нас к сравнению.
В поисках черт «домашности» я натолкнулся на книгу психолога Дэвида Симона. Он выдвинул пять критериев, по которым можно оценить «дом вдали от дома». Пояснительные комментарии Симона ограничиваются частными жилищами. Конечно, он не предполагал сравнения, подобного этому, что делает его критерии особенно полезными, поскольку они беспристрастны по отношению к публичным местам [75] .
Дом укореняет нас, начинает Симон, обеспечивает физический центр, вокруг которого мы организуем свои приезды и отъезды. Те, у кого есть третье место, обнаружат, что этот критерий применим и к нему. Как сказал мне в отношении своей кофейни один предприниматель, «кроме дома, это единственное место, о котором я знаю, что буду здесь каждый день примерно в одно и то же время». Если у индивида есть третье место, он также «есть» у третьего места. В Америке третье место не укореняет индивидов так же надежно, как, скажем, во Франции, но тем не менее оно их укореняет. Те, кто регулярно посещает третьи места, ожидают увидеть там знакомые лица. Чье-либо отсутствие быстро замечают, и те, кто на месте, спрашивают друг у друга об отсутствующем посетителе.
75
Seamon D. (1979) A Geography of the Lifeworld, New York: St. Martin’s Press, Chapter 10.
Третье место не может навязывать индивиду регулярность появления, как дом или работа. Одна женщина из Аризоны рассказала мне о третьем месте, куда она ходила, когда была незамужней и работала в Чикаго. Этот рассказ иллюстрирует ожидания, которые возникают среди завсегдатаев третьего места. Она подружилась с несколькими людьми благодаря тому, что все они жили рядом и ходили в закусочную в местный магазин. «Магазин был для нас домом больше, чем те места, в которых мы жили, – сказала она, – дешевые гостиницы, апартаменты, общежитие YWCA [76] или что там еще было. Если кто-то из группы пропускал день – это нормально. Но если мы не видели кого-то два дня подряд, кто-нибудь шел проверить, все ли с этим человеком в порядке» [77] .
76
Young Women’s Christian Association – Союз молодых христианских женщин, международная неправительственная организация, образованная в 1855 г. – Прим. пер.
77
Личная переписка автора.
Для большинства американцев третьи места не заменяют дома в той степени, что была описана моей собеседницей. В некоторых случаях, однако, они укореняют людей даже в большей степени. Мэтью Дюмонт, психиатр с Восточного побережья, однажды отправился в «андеграунд», чтобы изучить место, которому он дал имя «таверна “Звезда”», в мрачном районе города. Там он обнаружил, что бармен и его таверна отвечали потребностям бездомных намного лучше, чем местные службы здравоохранения и социального обеспечения. «Звезда» не была домом вдали от дома для этих людей – она и была их домом [78] .
78
Dumont M. (1967) «Tavern Culture: The Sustenance of Homeless Men», American Journal of Orthopsychiatry, 37: 938–945.
Второй критерий «домашности», по Симону, – это апроприация, или чувство обладания и контроля над окружением, которое не влечет действительного владения. Те, кто утверждает, что у них есть третье место, обычно говорят о нем, используя притяжательное местоимение от первого лица («“У Руди” – наше тусовочное место»), и ведут себя так, будто место им принадлежит.
Когда человек посещает дом другого человека, он вынужден чувствовать себя немного как захватчик, каким бы сердечным ни был прием, тогда как третье место порождает иное чувство. В последнем случае это публичное пространство, и завсегдатай там не аутсайдер. Далее, так же как мать осознает свой вклад в семью, завсегдатаи знают о своем вкладе в общающуюся группу. Они являются полноправными членами, частью группы, которая и образует место.
Часто завсегдатаи пользуются значительными преимуществами и правами собственника, в которых отказывается нерегулярному или случайному посетителю. Для первых может быть забронировано особое место, официально или неофициально, как для «друзей заведения». Может быть предоставлен доступ через двери, которыми публике обычно пользоваться запрещено. Может быть разрешено бесплатное использование домашнего телефона. Увеличиваются ощутимые выгоды и преимущества или нет, апроприация растет вместе с близкими отношениями. Чем чаще люди посещают место, используют его и сами становятся его частью, тем больше оно принадлежит им.
В-третьих, утверждает Симон, дом – это место, где индивиды отдыхают и восстанавливаются. Здесь нужно с готовностью признать, что третьи места не рекомендуются для физически больных или обессиленных людей. Им требуется дом, если не больница. Но с точки зрения душевного восстановления, расслабления и «ослабления галстука» – с точки зрения социального воодушевления – третье место подходит идеально. Многие исполненные сознания семейного долга жены и матери признаются вам, что больше всего они чувствуют себя как дома с близкими подругами в каком-нибудь уютном кафе, отдельно от дома и семьи.