Шрифт:
– Вы всех преподавателей так встречаете из командировок, мисс Хейн?
– усмехнулся Лиам, проводя рукой по моей щеке.
Касание вышло нежным, осторожным, но слова так резко контрастировали с тем, что он говорил, что я... я... я просто отключила голову. Обида выплеснулась прежде, чем я успела подумать. Я чувствовала себя униженной, я злилась на себя за слабость, но еще больше я злилась на правду - для него это мимолетное развлечение со студенткой, а я увязла всерьез и надолго. Я так не хотела, чтобы воспоминания о его поцелуях стали самой важной частью души!
– А все женщины, с которыми вы спите, плохо заканчивают, или у меня есть шанс?
– выпалила я.
Внутри все оборвалось, когда глаза Лиама Линдвелла потемнели. Я до крови прикусила язык, огромными от ужаса глазами глядя на мужчину и открыла было рот, чтобы как-то... сказать, объяснить... но в горле пересохло и я не смогла выдавить ни звука.
А капитан просто развернулся и ушел. Казалось, с его уходом стало холоднее. Хватая ртом воздух, я опустилась на лавочку. Руки тряслись так, что я ничего не могла удержать. Я закрыла глаза и едва не закричала, от боли и злости.
– Рикки?
– послышался голос Лизы.
Слезы хлынули из глаз, и я спрятала лицо, наивно надеясь, что подруга не заметит их.
Но что еще хуже, с Лизой был Джей.
– Рикки, что случилось? Почему ты плачешь? Рикки!
– Я такая идиотка, - простонала.
– Лиза, я... я такое сказала...
– Кому сказала, что ты несешь?
Девушка опустилась возле меня на колени и встревоженно заглянула мне в лицо.
– Рикки?..
– неуверенно спросила она.
– Мы с твоим отцом поссорились, - с трудом выговорила я.
– Ой, - Лиза махнула рукой, - помиритесь. Он глаз с тебя не сводит, уже завтра прибежит опять высматривать тебя. Он вспыльчивый, но отходчивый. Все, вставай, хватит реветь. Хватит-хватит, я сказала! Иди одевайся и пойдем обедать. Рикки, я не позволю тебе сидеть тут и реветь! Если не прав отец, то он скотина и тиран, надо, чтобы ты блистала назло ему. Если виновата ты, тем более надо блистать, чтобы извиняться не пришлось!
– Извинюсь, - пробормотала я.
– В который раз.
Узел в груди немного ослаб. Я не хотела этого говорить, я так не думала и... просто искала способ как можно больнее уколоть. А еще я устала. Будь что будет, не убьет же он меня.
Лиам
Мерзкий. На вкус коньяк оказался мерзкий, но кроме него ничего в столе не было. К счастью, Лиама сейчас никто не видел, потому что он вряд ли смог бы себя контролировать. Как в заевшем древнем проигрывателе в голове крутилась одна-единственная фраза. Сначала она вызывала дикую, неконтролируемую ярость. Потом просто бесила. Потом вызывала мерзкое ощущение брезгливости. Сейчас оставила после себя лишь холодную решимость.
Он был идиотом, если поверил ей. Детдомовские девки умело создают себе нужный образ. Они привыкли выживать любой ценой, лгать, изворачиваться. Создавать образы невинных недолюбленных детей. Насквозь лживые, испорченные. С чего он взял, что Рикки Хейн станет исключением? С чего вдруг решил, что в этот раз все будет по-другому?
За десять лет Лиам устал. Устал тосковать по жене и дочери, устал ненавидеть эту девчонку. Он хотел даже не мести, а просто покоя, когда ничто не разрывает на части.
А она ему снилась. Почти каждую ночь, всегда яркая и ласковая, какой никогда не была в жизни. Во сне ее хотелось защитить от всего мира, во сне Рикки смотрела доверчиво и нежно. Во сне было не так тоскливо, и если бы не Лиза, Лиам с удовольствием остался там навсегда.
Ему с каждым днем становилось все труднее без нее дышать. Появилась какая-то потребность видеть, слышать голос. Образ Рикки, который сложился за годы ненависти к ней, стремительно начал меняться.
Когда сегодня он шел в раздевалку, он хотел убедиться, что она хоть что-то чувствует, что он нужен ей хотя бы вполовину так сильно, как она ему.
Убедился. Маски легко спадают, если знать, в какой момент обернуться.
Мужчина откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Словно это было вчера, в памяти возник тот вечер. Они с Катариной повезли детей в город. Обычная выходная вылазка, кино, ресторан, детские аттракционы. Вера и Лиза носились, счастливые в своем беззаботном детстве. Лиам с женой неспешно прогуливались по улочкам, рассуждая о третьем ребенке.
Стемнело, девочки уснули. Веру всегда укачивало и он разрешил дочери лечь на заднее сиденье, не проследив, чтобы она осталась пристегнутой.