Съёжившись, я беспомощно всхлипывала, понимая только одно: Вася остался там, на трамвайной остановке, и неизвестно, увижу ли его снова. А ведь я почти стала его женой… Стало ещё больнее, и слёзы хлынули с новой силой. Не знаю, сколько так просидела, увлажняя рубашку Дина, и слушая его успокаивающее бормотание, ощущая, как он осторожно гладит по спине, но в какой-то момент слёзы просто закончились, а глаза уже горели, словно в них песка насыпали. Дин осторожно отстранил меня, обхватив лицо ладонями, и осторожно коснулся губами кончика носа.

– Я всё объясню, милая, только чуть позже, - пообещал он.
– Тебе надо отдохнуть и переодеться.

– К-как ты это сд-делал?
– выдавила из себя, чувствуя только опустошение и усталость.

– Брошь, - Дин снова улыбнулся, немного грустно.
– Это маячок, во всех смыслах. И для поисков, и для… переноса.

Я скосила глаза на платье, и с изумлением заметила там подарок беловолосого. Совершенно не помню, как приколола её туда, видимо, на автомате, как привыкла за последние недели. Дин же просил не снимать…

– Потом, Валенька.
– ласково, но твёрдо повторил он, заметив, что я собираюсь спросить что-то ещё.
– После перехода надо несколько часов поспать, обязательно.

Я только открыла рот, чтобы сказать, что не хочу спать, как сонливость навалилась мягкой подушкой, и глаза сами собой закрылись. Смутно помню, как Дин уложил обратно на кровать, прикрыл одеялом, что-то тихо прошептал, и я провалилась в темноту, без всяких кинотеатров и сновидений. Словно кто-то выключил сознание, нажав на рубильник. Последняя мысль была о платье: я по-прежнему в нём, и подумала, как буду приводить его в порядок, оно же помнётся…

Проснулась сама, и первое, что почувствовала, это какой-то вкусный запах - кажется, выпечка с корицей. Потом кто-то ласково коснулся щеки ладонью.

– Валенька, - негромко позвал голос Дина.
– Валюша, вставать пора. Ты спишь целые сутки.

Вся сонливость слетела, как шелуха, я распахнула глаза и резко села, уставившись на беловолосого Ходящего.

– К-как?..
– голос со сна был хриплым.

Он улыбнулся.

– Такое бывает, - Дин нагнулся и взял с тумбочки поднос, накрытый чистой, накрахмаленной салфеткой с кружевом по краю.
– Ты спала весь день и ночь, и теперь снова утро. Кушать, наверное, хочешь?

Прислушавшись к себе, решила, что да, пожалуй, хочу. Думать о том, что случилось, и почему это случилось, пока не решалась - не хочу снова плакать. А в том, что буду, какими бы благими намерениями ни руководствовался Дин, не сомневалась. Я кивнула, избегая смотреть на Дина. Он ничем не показал, что заметил мою молчаливость, и снял салфетку. При виде румяных булочек с корицей невольно улыбнулась: вот что так умопомрачительно пахло.

– Твои любимые, - тихо произнёс Дин, поставив поднос мне на колени.
– И чай, зелёный, жасминовый.

Я сглотнула неожиданный ком в горле. Откуда он знал, что я люблю, если мы виделись только в снах?.. От заботы Ходящего, такой ненавязчивой, но с другой стороны, демонстрирующей прекрасную осведомлённость о моих привычках, сердце болезненно сжалось.

– Спасибо, - сдавленно пробормотала я, и взяла булочку. Ещё тёплую. А от кружки вкусно пахло жасминовыми цветами.

Под взглядом Дина было чрезвычайно трудно есть, каждый кусок словно застревал в горле, и приходилось проталкивать его, запивая большими глотками чая. Выгнать не могла, просто потому что одна оставаться боялась. Да и наверняка это его дом, и его спальня. Ещё, хотелось переодеться, платье вызывало болезненные воспоминания, но я не знала, есть ли у Дина тут подходящая для меня одежда. Хотя, если он готовился… Поспешно откусила булочку, и глотнула чая. Пока всё не съела, Дин молчал, а потом убрал поднос с пустой чашкой и тарелкой, и взял мою безвольную руку. Я не выдернула ладонь, чувствуя, как сознание охватывает какая-то апатия, не хотелось ни думать, ни вспоминать, вообще ничего не хотелось. Может, реакция на то, что меня резко выдернули из привычной жизни?..

– Валя, - позвал Дин.
– Посмотри на меня, пожалуйста.

Я посмотрела. И слёзы снова неудержимо потекли по щекам, потому что в разноцветных глазах плескалось такая гремучая смесь нежности, вины, и чего-то, подозрительно похожего на любовь, что злиться на Дина просто стало невозможно. Он тут же притянул меня к себе, обняв, и начал осторожно гладить по голове, утешая.

– Валенька, ну не надо плакать, пожалуйста. Я всё объясню, только не плачь, маленькая моя, не надо, - тихий шёпот, как ни странно, действительно успокаивал, и слёзы вскоре прекратились.

Шмыгнув носом, я отстранилась, неловко вытерев мокрые щёки, и тихо попросила:

– Дин… можно переодеться во что-нибудь… другое?

– Конечно, - он встал и кивнул на шкаф в углу.
– Выбери, что понравится, я в соседней комнате подожду. Сама справишься?

Я поспешно кивнула. До шнуровки на платье дотянусь, а больше ничего сложного нет. Снимать легче, чем надевать… Дин вышел, а я тоже встала, длинно вздохнув, и подошла к шкафу. Перебрала вешалки с разнообразной одеждой, и остановилась на длинном, лёгком - судя по раскрытому настежь окну и тёплому воздуху, тут тоже лето, - платье-халате с рядом пуговичек спереди и круглым вырезом. Выпутавшись из уже ненужного свадебного, я переоделась, заправила кровать, стараясь не коситься на ворох атласа и кружев на полу, и выглянула в соседнюю комнату.