Дороги?

Да, безусловно.

Но осадная башня – не телега с упряжкой. Это здоровущая махина чуть выше стен крепости.

Кал-ран не соврал, осадные башни доставили… не целиком. Пока еще даже не целиком, часть повозок застряла где-то по дороге.

И – несобранными.

Они и собираются на месте, под стенами конкретного города, иначе везти эту дуру просто нереально. Никаких лошадей не хватит.

Так что у Ланрона было несколько дней. Может быть, три, или четыре… край – дней пять-шесть. Больше?

Это если очень повезет…

Пока соберут башни, их две, пока пойдут на штурм…

А пока степняки тупо обстреливают крепость дрянными стрелами, которые даже поджечь не жалко, не дают покоя, тревожат, раздражают… насколько могут раздражать силы неприятеля, стоящие под твоими стенами.

Шарельф не собирался раздражаться попусту.

На «черепаху» нашелся камушек. Против осадных башен у него тоже было средство. Безумно дорогое, и откровенно ненужное в пограничной крепости, но купил вот по случаю…

Обычно «жидкий огонь» применяется против кораблей. Снаряд закладывается в катапульту, поджигается перед выстрелом, и горят невезучие корабли. Горят так, что даже вода загорается под ними.

Шарельф прикупил это зелье по случаю. Вез его купец, ввез в тот же Равель, продавать корабелам против пиратов…

Не довез. Слег с лихорадкой и вынужден был задержаться в Ланроне.

Так-то дорого, но Шарельф по такому случаю купил злое зелье с большой скидкой, даже казначей не сопротивлялся, хотя в обычное время выцарапать у этого скряги хоть медяк – удавиться проще. Зато сейчас оценил…

Пока гром не грянет, мужик нигде не перекрестится, ни на Руси, ни в Аллодии. Но Шарельф был предусмотрителен, и именно поэтому сейчас прохаживался по крепостной стене, разъяряя степняков.

Пусть бесятся, пусть злятся, пусть…

Люди видят всю эту свору шакалов под своими стенами и боятся. Они знают, что с ними сделают, когда эта орда ворвется в крепость.

А степняки видят обратное.

Спокойствие, безразличие и презрение. И Шарельф собирался сделать так, чтобы они видели это до самого конца. Его ли, войны ли, крепости ли….

Неважно!

Его дело – стоять насмерть, но не пропускать врага. Или хотя бы предупредить, задержать…

Шервули бы тех степняков сожрали! И чего им у себя не сиделось? С-сволочи!

Его величество Остеон

Безумно болела голова.

Болела, да так, что хотелось шарахнуться ей о стену. Казалось, что корона стягивает виски, с каждым часом становясь все уже и уже… Остеон и не помнил, когда он себя так плохо чувствовал.

– Ваше величество, – сунулся в дверь секретарь…

– Да?

– Отец, это я.

Найджел выглядел великолепно. И чувствовал себя тоже великолепно, сразу видно. Его величеству даже захотелось отвесить затрещину родимому чадушку.

Степняки напали, донесения идут со всей границы, и с каждым днем они все более панические, от Артана ни слуху, ни духу, от Рида тоже…

А Найджел доволен и счастлив.

– Для бала почти все готово.

– Замечательно, – Остеон отложил перо, потер виски. – Что-то затылок ломит… к дождю, что ли?

Найджел посмотрел в окно. Погода была замечательная, солнышко светило…

– Вроде, нет…

– Значит, устал.

– Хочешь, помогу чем-нибудь?

Остеон с благодарностью посмотрел на сына. Ну хоть так-то….

– Посиди со мной, хотя бы недолго…

– Вина налить?

– Нет. Вон там, в кувшине травяной отвар…

– Отвар? – искренне удивился Джель.

– Найджел, мне уже не двадцать лет…

– И все же? Отказываться от вина? От красивых женщин?

Остеон покачал головой.

– Придет и твое время.

– Лучше сразу умереть, – убежденно высказался сын и принялся разливать настой по кубкам. – Попробую, чем тебя пичкают.

Его величество фыркнул. Но кубок с отваром из рук Найджела принял, и сделал несколько глотков.

Трава травой. Гадость редкостная…

Найджел тоже скорчил рожу.

– Фу. Пошел я отсюда, пока тебе лекари ослиную мочу не прописали.

– Иди-иди…

Остеон отослал сына и подошел к окну.

Голова болела все сильнее, тошнило…