Шрифт:
В попытке обнаружить логику действий конкурирующих элит, которая привела к трансформации комплекса их уникальных привилегий в формальное и безличное право, следует обратиться к эволюции способов уклонения от обязательств, которое стало одним из институциональных элементов английского права. 304 Главный способ уклонения от обязательств после смерти держателя получил наименование траста (trust) или доверительного управления имуществом. Траст строится следующим образом: лицо, учреждающее доверительную собственность (settler of the trust), оговаривает, что некоторое имущество будет управляться одним или несколькими лицами (trusties) в интересах одного или нескольких лиц – бенефициантов (cestuis que use, или cestuis que trust). При этом трасти является собственником имущества, образующего доверительную собственность. Форма этой собственности неизвестна континентальному праву и именуется joint tenancy: никто не наследует за выбывшим собственником, и субъектом этого права остается только более узкий круг оставшихся собственников. Он управляет им по собственному усмотрению (это имущество не может лишь пойти на покрытие личных долгов трасти). Траст защищался канцлерским судом, и именно канцлер мог приказать трасти действовать тем или иным образом в интересах бенефициантов. Санкция в данном случае носила еще личный характер: в случае, если приказ канцлера не исполнялся, трасти мог быть подвергнут аресту. Таким образом, траст есть расчленение права собственности, одни элементы которого принадлежат управляющему, а другие – бенефицианту. Это разделение, немыслимое для континентального права, вполне естественно для права английского. 305
304
См.: Milsom S. F. C. The Historical Foundations of the Common Law. L., 1969. P. 12, 22; Digby K. E. An Introduction to the History of the Law of Real Property. Oxford, 1897 (2005). P. 236-238. Наиболее распространенным способом уклонения от обязательств после смерти держателя и перераспределения земли среди наследников стало так называемое пользование. Его можно проиллюстрировать на следующем примере. Допустим, А владел землей на основании простого феода с правом неограниченного наследования с дозволения феодала Ф. В этом случае А мог передать землю Б в пользование на весь срок жизни А, а затем передать ее В (наследнику А), а также наследникам и правопреемникам В. В этом случае Б становился доверительным собственником и именно ему принадлежало реальное право на землю, однако А по-прежнему обладал правом пользования землей. Когда А умирал, право пользования землей переходило к В без каких-либо выплат в пользу Ф. Более того, даже в случае несовершеннолетия В применительно к такой комбинации не было предусмотрено никакого опекунства. Называлось некоторое число людей, которые становились доверенными лицами. Их число периодически обновлялось, благодаря чему удавалось завещать землю в соответствии с реальной волей собственника. Кроме того, удавалось избежать выплат в пользу землевладельца после смерти держателя, отвергалось опекунство землевладельца и иные его феодальные привилегии Данный пример заимствовании из книги: Simpson A. W. B. A History of a Land Law. Oxford, 1986. P. 175.
305
См.: Milsom S. F. C. The Historical Foundations of the Common Law. L., 1969. P. 132; Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М., 1997. С. 236-240.
Возникновение траста имело далеко идущие последствия для системы английского права. Во-первых, траст поддерживался и реализовывался в канцлерском суде и опирался на процессуальные нормы, выработанные в рамках права справедливости (law of equity) – более гибкой правовой системы, конкурирующей с судами общего права. Во-вторых, будучи очень гибкой институциональной формой, траст оказался одним из первых институтов частноправового характера в английском праве. Используя институт траста, конкурирующие политические группировки внутри элиты могли формировать трастовые связи безлично и формально, исходя из собственного усмотрения и интереса, не опосредованного земельным держанием. Благодаря этому траст оказался одним из наиболее действенных способов организации патронажа, а позднее – акционерного капитала и акционерных обществ в английском праве справедливости. 306
306
Право справедливости является особой формой права, к процедурам которого обращались в тех случаях, когда ограниченная компетенция Вестминстерских судов не позволяла разрешить дело в рамках общего права. Оно возникло в XIV в., когда стороны, разочарованные в итогах разбирательств в королевских судах, стали обращаться непосредственно к королю как источнику всех милостей «чтобы оказать милосердие по справедливости (отсюда название самой параллельной правовой системы) и по существу». Обычно такие обращения рассматривал лорд-канцлер, причем не только в качестве должностного лица, но и как духовник и исповедник монарха. После церковной реформы 1529 г. лорд-канцлер рассматривал дела уже в качестве профессионального судьи, заимствуя принципы и процедуры канонического и римского права, более приспособленные для разрешения частноправовых споров. См.: Yale D. E. C. Lord Nottingham's Manual of Chancery Practice and Prolegomena of Chancery and Equity. L., 1965. P. 20.
Таким образом, на протяжении «долгого XVIII в.» английское общее право трансформировалось из правовой системы, построенной на системе привилегий для ограниченных групп элиты, в формальное и безличное право для всех, кто имел возможность прибегнуть к королевскому правосудию. Фактически к началу XIX в. получил распространение принцип верховенства права для конкурирующих группировок политической элиты, который возник вместе с обширной сетью институтов, управляющих, регулирующих и следящих за соблюдением права. В силу своей публичности, а также благодаря комплексу институтов, позволявших разрешать частноправовые споры при помощи публичноправовых средств, английское общее право в первой трети XIX в. обеспечивало безличный обмен между элитами. Формой этого обмена стал институт трастов, получивший самое широкое распространение в XVIII – начале XIX вв. Последние, будучи специфической юридической формой бессрочно существующих и независимых от государства организаций, сыграли огромную роль в процессе институционализации патронажа и формирования организаций, преследующих политические цели. 307 Принцип верховенства права для конкурирующих группировок политической элиты, в том числе фракций внутри парламента, оформившийся во многом благодаря институту траста, обеспечил поразительный консенсус в отношении ценности и значимости общего права для политической элиты, который был характерен для первой трети XIX в.
307
См.: Milsom S. F. C. The Historical Foundations of the Common Law. L., 1969. P. 132; Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М., 1997. С. 236-240. В соответствующем разделе работы будет показано, например, что предвыборные фонды консервативной партии и средства, направляемые на издание партийной прессы, были организованы в форме трастов.
Второй аспект своеобразного влияния общего права на процесс трансформации конституционного устройства и партийно-политической системы Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в., проявляется в том особом значении, которую оно имело для юридической фиксации прерогативных полномочий английской короны. Исследование этого аспекта проблемы способствует пониманию того, при помощи каких правовых инструментов обеспечивался консенсус в отношениях между королевской властью, кабинетом министров и парламентом, и каким образом эволюция этих отношений способствовала трансформации традиционных политических институтов в конституционные механизмы и политические практики современного типа, превращая личные привилегии политической элиты в безличные политические отношения.
Вопрос о том, каковы границы власти или прерогативы короны, традиционно был одним из наиболее существенных в английской политической повестке. Еще сэр Дж. Фортескью утверждал, что английские короли находились в исключительном положении потому, что, нуждаясь в одобрении парламентом законов и налогов (dominium politicum), обладали и собственным набором полномочий (dominium regale). 308 Дж. Фортескью был не совсем прав: dominium politicum et regale было в Европе повсеместным явлением, а не исключением. 309 Для английской политической практики, обусловленной, как было показано выше, положениями общего права, характерной была убежденность в том, что монарху, который пользовался доверием народа, не было необходимости отчуждать собственность подданных силой: они свободно отдавали ее на законные нужды монарха. Абсолютная власть короны в ее прерогативной сфере также никогда не подвергалась сомнению, поскольку монарх здесь выглядел не угрозой, а гарантом прав подданных. 310
308
См.: Fortescue J. Commendation of the Laws of England / Translation of «De Laudibus Legum Angliae». Ed. By F. Grigor. L., 1917. P. 37-40. Помимо «De laudibus legum Angliae» («Похвала законам Англии»), Дж. Фортескью также принадлежит написанное по-английски сочинение «The Difference Between an Absolute and Limited Monarchy as it more Particularly Regards the English Constitution». Его потомок, Хьюго (Hugh), третий барон Фортескью (1753-1841), в 1789 г. пожалован графским титулом. Хьюго, второй граф Фортескью (1783-1861), в 1804 г. избран как виконт Эбрингтон в палату общин от партии вигов, и в 1831-1832 гг. принимал деятельное участие в проведении билля о реформе парламента. В 1839-1841 гг. был лордом-лейтенантом Ирландии (во время второго министерства лорда Мельбурна). В настоящее время членом палаты лордов является Чарльз Хьюго, восьмой граф Фортескью (род. в 1951 г.). См.: Dictionary of British History. Ed. By J. P. Keynon. L., 1994. P.63.
309
См.: Coenigsberger H. G. Dominium Regale and Dominium Politicum et Regale: Monarchies and Parliaments in Early Modern Europe. Inaugural Lection at King's College, Oxford. L., 1975. P. 6.
310
См. ;Хеншелл Н. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. СПб., 2003. С. 228.
Определение королевской прерогативы было впервые дано в начале XVII в. знаменитым правоведом Э. Коком, который подчеркивал, что этот термин охватывает все полномочия, преимущества и привилегии, которые закон дает короне. 311 Уже юрист XIII в. Г. Брактон именовал эти права и преимущества «вольностями» (libertatem) и «королевскими привилегиями» (privilegium regis). 312 Позднее У. Бриттон, следуя «Первому Вестминстерскому статуту», именовал преимущества королевской власти «правом короля» (droit le roi, jus regium) и «правом королевской короны» (jus regium coronae). 313 Подобным же образом определял суть королевской прерогативы и знаменитый юрист XVIII в. У. Блэкстоун. 314
311
Э. Кок (1552-1634) писал: «Praerogativa происходит от слов prae, т. е. до- и rogare, т. е. спрашивать или требовать заблаговременно, из которых получается praerogativa, обозначающая наивысший орган, потому что хотя акт и прошел обе палаты, лордов и общин, в парламенте, однако до того, как он станет законом, на него должно быть испрошено, или истребовано, или достигнуто королевское согласие, и в этом заключается смысл этого термина». См.: Blackstone W. Commentaries on the Laws of England. Book I. L., 1765. P. 90b.
312
Bracton H. On the Laws and Customs of England. L., 1968. P. 21. Генри Брактон (1210-1268), английский юрист, получил образование в Нориджской церковной школе. Мировой судья (1245-1249) и один из первых судей Суда королевской скамьи (1249-1257). См.: Plunkett T. A Concise History of the Common Law. L., 1966.
313
Britton. The French Text Carefully Revised, with an English Translation, Introduction and Notes, by Francis Morgan Nichols. Vol. 1. L., 1865. P. 69-74.
314
См.: Blackstone W. Commentaries on the Laws of England. Book I. L., 1765. P. 232. См. также: Томсинов В. А. Прерогативы королевской власти в Англии в первые десятилетия XVII в. и Петиция о праве 1628 г. / Проблемы истории государства и права. М., 2009. С. 77.
В конце XIX в. известный исследователь английских политических институтов У. Стаббс отмечал, что «королевская прерогатива не была в своем происхождении вымыслом теоретиков. Она выросла из определенных условий национальной жизни, из которых некоторые существовали до нормандского завоевания, другие были результатом этого великого изменения, третьи стали следствием особого хода правления Генриха II и его наследников». 315 Из обобщенного определения У. Стаббса очевидно, что под королевской прерогативой понимались не произвольные преимущества и привилегии королевской власти, проистекающие из ее особого статуса, но лишь те из них, которые базировались на традиционном английском праве. Характер этого правового основания, по справедливому замечанию известного отечественного правоведа В. А. Томсинова, определял и вид прерогативы. 316
315
Stubbs W. The Constitutional History of England in its Origin and Development. Vol. 2. Oxford, 1896. P. 542.
316
Томсинов В. А. Указ. соч. С. 78.
То обстоятельство, что в британской историографии не уделяется достаточного внимания проблемам обоснования королевской власти, вызывает некоторое недоумение. 317 Однако такое положение вещей вполне объяснимо: вигские историки конца XIX – первой трети XX вв. концентрировали свое внимание на тех элементах государственного устройства, которые способствовали росту и укреплению прав и свобод английского народа, а не тех, которые обосновывали власть монарха. Можно без преувеличения сказать, что излишняя убежденность в агрессивности английского абсолютизма порождала не слишком внимательное отношение к неотъемлемым полномочиям короля (dominium regale), которыми он всегда обладал. 318 Современники же отнюдь не были столь равнодушны к проблеме обоснования королевской власти. Королевские прерогативы английских монархов перечислялись во многих трактатах с поражающей воображение скрупулезностью.
317
Этот тезис справедлив не только для рассматриваемого в данной работе периода, но и для современного английского права, затрагивающего прерогативные аспекты полномочий английских монархов. Английская королева и сегодня не подвержена суду. Более того, до 1947 г. корона даже не несла ответственности за ущерб, причиненный действиями от ее имени. До 1980 г. прерогативные решения запрещалось подвергать юридическому анализу. См.: Wade H. W. R. Administrative Law. Oxford, 1961. P. 809-813; Turpin C. British Government and the Constitution. L., 1985. P. 343-344.
318
Обзор этих позиций см.: Хеншелл Н. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. СПб., 2003. С. 174-175.