Чернота, завораживающая, бесконечная, раскинулась от края до края леса. На востоке едва занимался желтоватый отблеск восходящей полной луны. Я следила за тем, как она медленно поднималась над голыми ветвями деревьев, бросая на них

холодные блики, и на душе было так же пусто и холодно.

Узкое окно, больше напоминавшее бойницу старинной крепости, было распахнуто настежь. Мороз выстудил комнату, но я почти не чувствовала этого, хоть и была в одной тонкой рубашке.

Чья-то рука с массивным красным перстнем опустила на подоконник возле меня исходящий паром чинай. Вторая рука поставила с другой стороны чадящую свечу, и ее огонек затрепыхался от ветра. Мужчина потянулся и закрыл окно, прижимаясь грудью к моей спине. Я вздрогнула, словно бы только сейчас ощутила окружавший меня холод.

Он. Конечно же, снова он.

Его руки огладили мои дрожащие плечи. Прикосновение показалось мне обжигающе горячим, но не было сил отдернуться, оттолкнуть мужчину, стоявшего за спиной. Я уже чувствовала, как тело подчиняется ему, прогибается под его ладонями. Понимала, что неотвратимо последует за этим, и от осознания собственной беспомощности рот наполнился горечью.

— Пей, моя лилия, — услышала я тихий шепот. — Пей, моя драгоценная. Сегодня ты мне нужна.

Запах свечи, удушливо сладостный, щекотал ноздри. От источаемого ею аромата кружилась голова, мысли путались. Я потянулась к чинаю и сделала большой глоток. Горячая пряная жидкость обожгла горло, прокатилась по телу волной огня.

Показалось, что специй было куда больше, чем обычно.

— Пей, — он не позволил мне остановиться. — Специи помогут. Тебе потребуются силы, моя драгоценная. Тебе потребуются все твои способности, все до последнего, и даже больше.

Я послушно допила пряный чай. Теплые ладони мужчины переместились на грудь, лаская сквозь ткань сорочки чувствительные соски. Я прикусила губу, сдерживая стон.

Перед глазами потемнело. То ли тьма за окном поглотила меня без остатка, то ли я просто закрыла глаза, не в силах больше удерживаться на грани беспамятства. Постепенно в темноте проявился, заплясав огнями свечей, ряд ярких пятен. Коридор. Неведомая сила толкала меня вперед, к светящемуся прямоугольнику полуоткрытой двери.

Я шла медленно, каждый шаг давался с трудом. Гоязные половицы скрипели под босыми ногами, со светильников свисала паутина и пыль. Хорошее место, чтобы прятать тех, о ком никто не должен знать. Хорошее место, чтобы делать с

безвольными, бессловесными жертвами все, что угодно. С такими, как я.

Я толкнула дверь и зашла в комнату. Богато обставленная, чистая, она разительно отличалась от других помещений этого полузаброшенного дома. Разгоравшиеся поленья трещали в камине. А перед огнем, спиной ко мне, стоял

одетый в длиннополый халат немолодой мужчина.

— Господин…

Откуда-то я знала, что мне нужно вести себя так, словно ничего не происходит. Словно я пришла сюда по своей воле. Все мое существо противилось этому — голова кружилась, язык с трудом ворочался во рту — но я заставила голос звучать спокойно

и ровно.

Мужчина обернулся. Что-то мешало мне разглядеть его лицо, которое скрывала в моем сознании плотная черная дымка. Но в свете камина я отчетливо видела его руки — морщинистые, покрытые старческими пятнами. Пальцы были унизаны перстнями и кольцами, артефакты, инкрустированные в золото, угрожающе светились красным.

Он подошел ко мне вплотную. Что-то говорил, но я не разбирала слов и лишь отводила взгляд, чувствуя, как исходящая от него сила пытается подавить остатки моей воли. Отчего-то это ощущалось иначе, не так, как бывало раньше. Прикосновения и слова господина не имели надо мной власти, ослабляемые — чем? Специями? Влиянием того, другого, скрытого в глубине моего сознания?

Но, казалось, господин этого даже не почувствовал. Его рука коснулась моих волос, пропустила меж пальцев волнистые медные пряди. Я почувствовала, как он шумно втянул ноздрями воздух, наклоняясь надо мной.

Тело бросило в жар. Я задыхалась, мне словно бы не хватало воздуха. Пальцы теребили завязку рубашки, путаясь в узлах.

— Мой господин… - я подняла на него просящий взгляд, пытаясь заглянуть в его глаза сквозь пелену тумана.

Он мягко отстранил мои руки и ловко развязал тонкие ленты сорочки, освобождая меня от одежды. Я прильнула к нему и где-то в глубине сознания привычно содрогнулась от отвращения, но тело не слушалось, выполняя чужой приказ. Руки скользнули за отвороты халата: одна к сердцу, другая — вверх, к шее, туда, где под пальцами чувствовался ровное биение пульса.

Мир на мгновение замер.

Бом. Бом.

Туман закружился перед моими глазами. Чернота — неестественная, нереальная, живая чернота — казалось, возмутилась моему вторжению. Всколыхнулась, пытаясь вытеснить, вытолкнуть — и дрогнула, распадаясь белесыми клочьями.

Немея от страха, я ощутила, как что-то покидает меня, опустошая. Что-то нематериальное, невесомое, но оттого не менее жуткое, словно бы вытекало сквозь пальцы, прижатые к обнаженному телу человека, которого я называла своим господином. Оно будто проникало под тонкую, покрытую морщинами кожу, волной расходясь от моих рук.