— Ну теперь-то мы дошли. Поганец сам сболтнул, что проклятий тута нема. Пора бы его и прирезать, — раздраженно процедил дедок.

— Ты ручаешься, что их нет вон в том сосновом леске? Топай тогда первым, заместо смертника, — с ехидной ухмылкой предложил Грамотей.

— Его нужно пришибить, иначе он нас всех погубит, — поумерив пыл, настырно пробурчал дедок.

— В здешнем лесу это может произойти и без нашей помощи. Его уже чуть было не задушили корни. Со смертниками из ордена охотников такого ни разу не приключалось. Я думаю, он вообще не из их числа, — резонно заявил Грамотей, оттолкнув от себя дедка.

Леворукие недовольно зароптали, но вызваться в проводники желающих не нашлось.

— Пошли в лес, и… постарайся сохранить мне жизнь. Ты, должно быть, уже смекнул, что мои друзья не шибко жалуют смертников. Защищать тебя от вил кроме меня никто не захочет, — повернувшись к смертнику, мрачно порекомендовал Грамотей.

Пол-лица понимающе хмыкнул и, встав с пня, зашагал по склону к опоясанному балкой бору. Одолев покатый подъем, он тревожно вошел в границы поразительно светлого соснового царства. Высоченные деревья росли стройными рядами на равном удалении друг от друга и тоскливо поскрипывали на ветру.

Внимательно оглядевшись, смертник внутренне приготовился к очередной напасти и осторожно ступил на прямую тропу, как вдруг сзади послышался веселый окрик. От кишевших проклятиями зарослей балки бежал невесть как уцелевший калека, пропавший одним из первых. Догнав потрясенную неожиданным появлением вереницу леворуких, он,

отдышавшись, ликующе произнес:

— Еле отыскал вас. Насилу отбился от этой пакости.

— Братец! Живой! — заорал опомнившийся от изумления мужик с рогатиной и кинулся на шею к глуповато улыбавшемуся везунчику. — Неужели ты спасся? Но я же своими глазами видел, как тебя утащило под землю.

— Да я притих, и меня перестало тянуть глубже. Потом просто вылез да рванул за вами по вытоптанной траве, — освободившись из объятий разрыдавшегося от счастья брата, поведал подозрительно чистый калека. — Там еще кое-кто из наших уберегся.

Будто караулившие эту фразу, из кустов балки выбрались совершенно невредимые толстяк с женщиной и, приветливо размахивая руками, поднялись по склону.

Обождав пока безудержный восторг, охвативший леворуких, перейдет в радостный галдеж, Пол-лица выкрикнул:

— Они проклятия!

— Что ты вякнул? — нарушив повисшую над отрядом гробовую тишину, вопросил обескураженный Грамотей.

— Они мертвы. Их подменили проклятия, — угрюмо изрек Пол-лица, прекрасно различая через окуляр, как сияют бирюзой стушевавшиеся везунчики.

— Ты уверен? — трусливо отпрянув от спасшихся, озабоченно вымолвил Грамотей.

— Он все врет! Хочет посеять промеж нами раздор, — проскрежетал дедок, ненавистно глядя на смертника.

— Да это точно мой братушка. Вон и шрам на лбу. Зуба нижнего нема. Смертник тень на плетень наводит, — вытирая рукавом слезы, просипел родственник везунчика.

Не говоря ни слова, Пол-лица зачерпнул из лужи с пожухлой хвоей черную жижу и принялся спокойно размазывать ее по физиономии.

— Смертник-то, похоже, того, — насмешливо осклабившись, присвистнул дедок.

— Что ты творишь?! — недоуменно таращась на смертника, выпалил Грамотей.

— Проклятия способны повторить облик погибшего, его привычки, чувства, даже мысли. Но они не сдюжат совершить того, что никогда не делал сам человек при жизни. Вряд ли кто-то из вас добровольно натирал себя грязью. А особенно пихал ее за пазуху, — щедро наваливая за шиворот жижу, растолковал Пол-лица.

— Пачкайтесь все остальные, как смертник, — тотчас повелел Грамотей, быстро сообразив, что к чему.

— Грамотей, ну мне как-то не пристало мараться. Ты же не думаешь, что я взаправду могу быть проклятием? — брезгливо посматривая на грязь, воспротивился дедок.

— Мажь рожу, сказал! А не то я сам окуну тебя в лужу, — прорычал

Грамотей, остервенело налепляя жижу на руку.

— Да что у вас за забавы такие? Я не буду рыться в грязи, как свинья, — возмутился везунчик, с отвращением пялясь на леворуких, послушно натиравших физиономии вонючей мерзостью.

— Давай, брат. Докажи, что смертник клевещет, и тогда мы ему все припомним, — заботливо зачерпнув для родственника жижи погуще, попросил калека.

Внезапно добродушные улыбки на лицах спасшихся сменились звериными оскалами и они, словно дружная стая волков, кинулись на измызганных грязью леворуких.

Завладев топорами, прекратившие притворяться проклятия начали увлеченно рубить ошалевших людей. Первым лишился жизни наивный брат везунчика, получив обухом по прескверно хрустнувшему лбу. Изображавшая толстяка тварь, ничуть не смущаясь торчавших из живота вил, расправилась с парочкой нерасторопных калек. А проклятие в обличье женщины погналось за юрким дедком, на удивление проворно скрывшимся от туповатого лезвия за деревом.