Шельмович предупредительно поднес ей зажженную спичку.

– Благодарю!
– кивнула головой Катя, и выпустила густой клуб дыма.

– Очень молодая ваша протеже?

– Шестнадцать лет. Воплощение невинности!
– деловым тоном заметила Катя.

– Но как вы это собираетесь устроить?

– Очень просто: я назову вас своим знакомым еще по Москве. Скажу, что вы имеете держать антрепризу где-нибудь в Восточной Сибири. Набираете для этой цели труппу. Старуху можно соблазнить хорошим жалованьем, дать ей денег, а девчонка... что она понимает! Она будет даже рада уехать из Томска - посмотреть белый свет.

– С документами недоразумений не будет?
– осведомился Шельмович.

– Никаких! Все это устроим.

– А сколько вы желаете иметь за комиссию?

– Ну, об этом не будем сейчас говорить! Вы увидите девчонку, и тогда мы условимся, - несколько смущенно выговорила Катя, - я думаю, что вы меня не обидите.

– А когда я ее увижу?

– Назовите часы и я приду с ней хоть завтра.

Шельмович прошелся по комнате, потирая руки. Ему улыбалась перспектива заработать хороший куш.

– В таком случае, я прошу вас пожаловать завтра утром в это же время. Весьма благодарен за содействие.

Теперь, когда роли их были взаимно выяснены, они оба - аферист, искусившийся в разных темных делах и женщина, готовая так вероломно погубить невинную девочку, чувствовали себя как-то неловко. Чтобы замять эту неловкость, Шельмович деланно развязно обратился к Кате:

– Я бы предложил вам выпить рюмочку чего-нибудь, если вы только не спешите. Погода на дворе холодная, да и вообще по правилам следует каждую сделку спрыснуть.

Катя поднялась со стула, сбросила шарф и, оправляя прическу, ответила:

– Что ж, я не прочь выпить коньяку! Погода действительно мерзейшая: холодно, ветер.

– Вот и прекрасно!
– засуетился Шельмович, - позвольте я помогу вам раздеться! Вот так... Садитесь сюда к столу, виноват, не знаю вашего имени, отчества.

– Катерина Михайловна.

– Я могу предложить настоящий заграничный коньяк, мартель. Привез с собой несколько бутылок из Владивостока, там он дешев.

На столе появилась бутылка, оплетенная соломой, рюмки, сыр, и большая, уже раскупорен-ная бутылка коньяку, коробка шоколада.

– Пожалуйте, Екатерина Михайловна!
– угощал Шельмович, наполняя рюмки. Они выпили...
– Закусите, - подвинул Шельмович коробку шоколада.
– Это я своих клиентов угощаю.

От выпитого коньяка приятная теплота распространилась по телу Кати.

Она прищурила глаза, выбирая конфету, все еще ощущая вкус крепкого, ароматного коньяка. Шельмович, наполняя рюмки, окинул критическим взглядом прекрасно сложенную фигуру Кати, ее выразительное лицо, на котором выступили нежные розовые пятна от выпитого.

Недурна бабенка!
– подумал он. И с огоньком, должно быть!

– Пожалуйте, Екатерина Михайловна, по второй, чтобы не хромать!

– Будьте здоровы!
– церемонно чокнулась Катя, принимая рюмку.

– Скажите, пожалуйста, вы вот давеча упоминали про Москву, жили вы там.

– Я и родилась в Москве, - ответила Катя, закуривая папироску.

– Да... что же вы там делали?

– Я пела в хоре... последнее время у Омона, - пояснила Катя.

– Скажите пожалуйста! Приличное жалование получали?

– Немаленькое. Я была солисткой...

– Даже солисткой! У Омона!
– чуть не подпрыгнул Шельмович, - голубушка, Екатерина Михайловна, плюньте вы на Томск. Поедемте со мной в Читу. Я там вам место устрою! Будете первой в хоре. 75 Жалованье и 20% дохода с песни: да что я говорю! Если бы шансонетки по старой памяти распевать будут, так ведь тамошние гулеваны по четвертной на ноты кидать будут.

Катя задумчиво покачала головой.

– Нельзя мне уехать из Томска... Никак нельзя!

Но она думала о своем любовнике.

– Отчего нельзя!.. Все можно, голубушка...
– прошептал Шельмович, жадным загоревшимся взглядом окидывая пышный бюст Кати...

24. НА ГЛУХОЙ ЗАИМКЕ

После неудачного похищения Кати Сенька Козырь, получив установленную сумму, загулял с предварительного разрешения Александра. Гулянка продолжалась около недели и окончилась лишь тогда, когда в кармане Козыря не осталось ни гроша. С головой, еще полной угара, грязный, обрюзгший шел он домой.