Шрифт:
Не они затеяли войну между нашими народами. Это мы уничтожили их, пока они спали, начав с их семей и детей.
Мы забрали себе их будущее.
— Но как такое могло произойти? — спросил я.
Слезы полились по лицу Мере-сан. Она снова перевернула карты в круге рубашками вверх. Но узор на рубашках исчез. Теперь они были черными. Цвета тени.
Лишь одно заклинание черпало силу в пустоте…
— Это невозможно, — сказал я. — Медеки призвали демонов. Джен-теп никогда бы…
Из горла Мере-сан вырвалось рыдание. Оковы разума медленно распадались на части.
— Хочешь, чтобы я рассказала правила игры?
Я посмотрел на карты, изображающие предков, которых я почитал всю жизнь. Предков, которые — как я теперь знал — обратились к тени и убили детей медеков, ослабив их магов.
— Но тогда… как закончилась война?
— Закончилась? — Мере-сан взяла карты из Оазиса и сжала их в руке. — Нет, Келлен из Дома Ке. Когда начинаются подобные игры, они не кончаются никогда.
Она клала карты на стол открытыми, одну поверх другой, все быстрее и быстрее. Картинки мелькали с такой скоростью, что я уже не мог разобрать, что они изображают. Но вдруг показалось — я что-то заметил.
— Стоп! Я не вижу, что происходит.
— И никогда не сможешь. — Мере-сан наконец остановилась, положив поверх стопки последнюю карту.
Юноша, окруженный шестью книгами. На каждой нарисована септаграмма. Карта называлась «Творец Заклинаний». Я уже видел ее раньше — и когда Фериус показывала мне колоду, и когда Мере-сан использовала ее в процессе игры. Но теперь что-то изменилось.
Юноша смотрел на нас. У него, как и прежде, был вид прилежного ученика. Только вокруг его глаза появились черные отметины. В точности как мои.
— Этого не может быть… Что вы хотите сказать мне, Мере-сан?
Она перевернула карту рубашкой вверх. На ней вновь был обычный узор.
— Я ничего не сказала, сын Ке. Мы всего лишь играем в карты.
Дрожащими пальцами я пощупал холодную кожу возле моего левого глаза.
— Черная Тень… Когда наши предки поняли, что не сумеют победить медеков, они… мы… призвали демонов, чтобы уничтожить их. Сперва мы напали на семьи медеков, чтобы сломить их дух, а потом убили их магов.
Лицо Мере-сан оставалось бесстрастным, но по щекам текли слезы.
— Если пытаешься выиграть любой ценой, всякую подлость начинаешь называть стратегией.
— Но… Получается, медеки не проклинали нас? Мы сами заразили себя Черной Тенью, когда использовали магию пустоты и вызвали демонов.
Мере-сан глубоко вздохнула и вытерла слезы. Оковы разума были разрушены.
— Историю пишут победители, — сказала она. — Но истина находит пути, чтобы явить себя миру.
Я услышал низкое рычание и опустил взгляд. Мать Рейчиса смотрела на вдовствующую княгиню.
— Что она говорит? — спросил я Рейчиса.
Ответила Мере-сан:
— Она говорит: родитель не должен допускать, чтобы его ребенок страдал из-за преступлений, которых не совершал.
Я ощутил в животе холодный твердый комок.
— Так скажи ей, что она не понимает джен-теп.
Мере-сан неторопливо и аккуратно собрала карты и протянула колоду мне.
— Каждое общество творит жестокости, Келлен. Ты думаешь, что дароменская империя была построена лишь из отваги и воинского искусства? Или что визири берабесков служат своему шестиликому богу только празднествами и молитвами?
— И вы так спокойно об этом говорите? Ваш муж сотворил заклинание, которое мешало вам открыть правду! Рассказать, что он сделал во имя нашего народа.
— Он не был злодеем, — сказала Мере-сан. — Просто видел, что творится вокруг. Дароменскую империю на востоке, которая пыталась подмять под себя всех и вся. Берабесков на юге, которые уничтожали наших людей, поскольку считали, что любая магия — от демонов. Чтобы выжить, нам нужно было усиливать заклинания и обучать много молодых магов. Медеки знали секрет создания Оазисов в городах; их заклятия становились все более сильными, а обучение магии давалось легче.
— Медеки уничтожили бы нас?
— Это не имеет значения. Никто не собирался проверять. Нам нужно было отобрать у них хотя бы один Оазис, чтобы потом получить и все остальные.
Она поднялась и отошла от стола.
— Таковы правила игры, Келлен.
— Постойте. Куда вы?
Она замерла на миг. Ее рука уже касалась дверной ручки.
— Оковы, которые удерживали меня триста лет, разрушены. Теперь я хочу прогуляться.
Я вышел следом за Мере-сан. Снаружи было прохладно и свежо. Она стояла, глядя в темноту, укутывающую сад. Я задумался, давно ли его посадили, кто ухаживал за ним, и видела ли его вдова раньше так близко. Впрочем, ни один из этих вопросов сейчас не имел большого значения.