Очевидно, что священники и психологи являются наиболее подготовленными для изучения такого предмета как колдовство, потому что именно сатанизм является тем политическим и социальным фактором, который на протяжении всей истории, а также в наши дни тайно воздействует на мир и придает направление событиям, гоня мир своим адским импульсом в пропасть вечных мук. Он разрушал и продолжает разрушать человечество.

Магия в целом, происхождение магических культов и церемоний, поклонения и грубые ритуалы первобытных людей, древний фетишизм и традиционные суеверия с добавочными баснями и легендами, все это произвело множество больших и заумных книг, часто написанных в духе простого исследования древности или с этнологической точки зрения.

Думаю, никто не будет подвергать сомнению, что такие труды, такие результаты настойчивых, кропотливых и усердных исследований почитаемых и уважаемых во все века ученых, даже если они слегка предвзяты, являются чрезвычайно важными. Но вряд ли будет ошибочным утверждение, что для понимания всего вреда колдовства и грязных мерзких дел, спрятанных за странными измами, сегодняшних колдунов, нам нужно будет изучить черные мистрии, выйдя за рамки знаний самого выдающегося историка, самого опытного и часто ездившего в экспедиции антрополога.

Миссис Неста Х. Вебстер в своих «Секретных обществах и подрывных движениях», 1924 (стр.79) приводит очень проницательное и важное наблюдение: «Странно замечать, что сэр Джеймс Фрэзер в своем большом труде по магии «Золотая ветвь» никогда не упоминает таких знатоков как евреи, розенкрейцеры[36], сатанисты и т. д., или не говорит о каббале как об источнике вдохновения.

Весь предмет рассматривается им так, как будто культ магии был спонтанным порождением примитивного или крестьянского ума».

Колдовство – это религия, религия господина зла, личности с огромной силой, который является князем мира сего, врагом Бога и людей.

В этом заключается единственно правильное объяснение культа колдовства.

Если этот фундаментальный факт не понимается, или если он пытается отрицаться, то неудивительно, что мы столкнемся с теоретизацией откровенной фантазии и мечтами о чудесной стране.

Доктор Г.Б. Харрисон сказал, что, грубо говоря, изучающие колдовство делятся на три группы:

1) верящие в доказательства колдовства и хотя бы частично признающие его дьяволическую основу;

2) скептики, которые отрицают все и считают все колдовство продуктом истерии и вульгарного легковерия;

3) рационалисты, которые принимают доказательства, но отвергают сверхъестественное объяснение.

Скептикам очень легко рассуждать, по крайней мере три современных писателя, которые являются крупными учеными и авторитетами являются скептиками. Но рационалисты (я использую это слово в соответствии с классификацией доктора Харрисона) вынуждены придумывать собственные объяснения, и в своих попытках они заходят так далеко, что выдают совершенно неестественные и искаженные теории. Нет у них и согласия между собой.

На самом деле их точки зрения очень запутаны.

По причине своей новизны и странности некоторые их причудливые идеи ненадолго привлекали внимание и поражали, но поражение скоро рассеивалось и идеи быстро забывались.

Совершенно не удивительно и не поразительно, что одним из рационалистов, порождавших «мечты, гипотезы и догадки, построенные ни на чем», был Джироламо Тартаротти (1702–1761 гг.), один из многих недалеких журналистов и прихлебателей литературы, которых было полно в Италии в восемнадцатом веке.

Эти «аббатини» были главным образом элегантными шутниками, мастерами каламбуров и мягких анаграмм, чьим chef d'ouvre (литературным жанром) были звонкие сонеты, элегантно выведенные серебряным тиснением на розовом шелке, чтобы быть брошенными из зала на сцену каким-нибудь надушенным франтом на праздничном торжестве оперной певице.

Тартаротти, «член Республики Гуманности», как он сам себя называл, был гораздо более мозговитым чем остальные.

Он нашел время, чтобы погрузиться во множество хороших книг, и, благодаря своим способностям, убедил окружающих, что постиг глубины этого предмета, тогда как на самом деле он вряд ли едва коснулся поверхности. Это дурачество требовало определенной уверенности в себе и способность делать лицо кирпичом.

Он написал «Историю и древность Роверето», своего родного города. Этот труд, благодаря знакомству автора с каждой улочкой и каждым уголком этого места, представляется небезынтересным.

Его «Происхождение церкви Аквилии»[37] тоже написано достаточно знающим человеком, по крайней мере так кажется.

В своих художественных произведениях он повторяет то, что уже много раз говорилось до него, и с чем никто не спорил. Так эссе «О критике» и эссе «О стиле» являются очень милыми, и при этом очень неоригинальными и заимствованными.