— Нет, нет, я это понимаю, — сказал он. — Но я не заработал тебя как связь. Ты семья. Если бы у меня были связи в «Variety», конечно, я бы их использовал, но их нет.

К чёрту эту чушь. Я понимал его, и в его словах был смысл, но он полагал, что я давал ему работу, основываясь только на семейственности или на чём-то ещё. Ещё он полагал, что легко отделается. Со мной это не пройдёт.

— Ты мне доверяешь, Джулиан?

Он нахмурил брови.

— Конечно, доверяю.

Я улыбнулся, потому что это согревало мне сердце.

— Хорошо. Если бы я сказал, что у тебя есть талант, который я хочу использовать, ты бы мне поверил?

— Мой кофе не настолько потрясающий.

Я кинул в него остатки своего хлеба.

— Остроумный придурок.

Он рассмеялся, уворачиваясь.

— Я серьёзно, — сказал я ему. И я мог с таким же успехом рассказать о записи для фильма. — К чёрту мелкие поручения и кофе. У тебя есть песня, которую я хочу.

Это его заткнуло. Он выглядел удивлённым, не говоря уже о замешательстве.

Я начал описывать своё видение для песни, как хотел вставить её в сцену — которую мы случайным образом снимали завтра — а затем как хотел, чтобы пианино переплелось с главным треком.

Я разошёлся, и прежде чем понял это, начал ходить по кухне, жестикулируя как чёртов идиот, будто мог нарисовать ему всю сцену. Такая хрень вызывала у Эммы смертельную скуку, так что я не рассчитывал, что Джулиан будет долго слушать.

— А затем эта часть, где Софи — Эйприл, — исправился я, — отчасти слегка сгибается в талии, сжимает волосы в кулаках и кричит во всё горло...

— Знаешь, я читал сценарий, — усмехнулся мне Джулиан.

Оу. Этого я не знал.

— Хорошо, значит, ты знаешь, — это было крайне приятно, по какой-то причине. — Ну, это то место. И в твоей песне есть эта кульминация, или что там, и я хочу, чтобы она была прямо здесь, чёрт возьми. Я не могу выкинуть это из головы. Это готовая сцена, и я хочу, чтобы все её запомнили.

Джулиан кивнул и спрыгнул с тумбочки, а затем подошёл к пианино.

— Думаю, я знаю, о какой песне ты говоришь.

Когда он начал играть песню, я пошёл за ним и встал рядом со скамейкой. Он играл безупречно, мягкие ноты дразнили мой слух и медленно становились громче. Я прикусил нижнюю губу, видя перед собой сцену, и кивнул сам себе, потому что это было оно, чёрт возьми.

Закончив, Джулиан выпрямился и размял свои пальцы. Затем он поднял взгляд и убрал волосы с глаз.

— Теннисон назвал эту сцену твоей деткой.

Я слабо улыбнулся.

— Звучит вполне верно, — желая закончить это дело, я сел рядом с ним и толкнул его плечо своим. — Я хочу, чтобы ты был частью этого проекта, когда мы дойдём до монтажа, Джулиан. И поверь мне, когда я говорю, что дело в твоём таланте, а не в том, кто ты.

Чёрт меня побери, если он не покраснел. Это было чертовски мило.

— Это ошеломляет, — признался он.

— Это отчасти началось на похоронах, — пробормотал я. — Не думаю, что кто-то помнит речи, но то, как ты играешь, незабываемо.

Его улыбка была наполовину гордой, наполовину скромной. Идеальный он. Он знал, что хорош.

— Я думал, связи и деньги важнее таланта, — на этот раз он толкнул меня плечом, и я тихо рассмеялся. — Я не знаю, Ноа. В смысле... я буду чёртовым дураком, если откажусь от этого, так что не стану, — сладкое облегчение. — Но мне не кажется, что я закончил с работой лакея, если это имеет смысл. Я хочу упорно работать ради успеха, который могу получить, а могу и не получить.

— Я могу заставить тебя работать, — хохотнул я. — Поверь, малой. Я даже могу заставить тебя страдать.

Он явно сомневался.

— Что ты имеешь в виду?

Может, я рисковал, но к чёрту. Я должен был попробовать.

— Мне нужен новый помощник для Парижа.

Это заработало мне взгляд.

— Мы действительно снова будем разговаривать об этом?

— Нет, потому что у тебя, кажется, сложилось впечатление, что я оказываю тебе услугу, — парировал я. — Ты об этом пожалеешь. Но, эй, если у тебя нет необходимых способностей, без проблем.

Он сузил глаза.

— Со мной это не сработает.

— Ты уверен?

— Ну, насколько это может быть тяжело? — он фыркнул. — Быть личным помощником голливудского режиссёра в Париже не особо похоже на лакейскую работу и страдания.

Он действительно не имел понятия. В киноиндустрии для помощников не было счастливой среды. Когда не были заняты работой, они отчаянно искали следующий способ в неё вступить. Когда работали, они либо сходили с ума от скуки, либо были так напряжены, что хотели покончить с собой.