— Пригодились свитки! — ликовал сын алхимика. — Шанти, я же говорил! Нисмасс нас защитит!

Трава за спиной у парня зашевелилась. Поднялась тяжелая палка. Павел рухнул на колени, не понимая, кто его ударил. Палка поднялась вновь. Крошечный скелет гоблина, чья широкая макушка едва виднелась среди бурьяна, замахнулся еще раз и размозжил парню голову.

Шанти чуть не вывернуло. Попятившись, он схватился за горло и огляделся. Кладбище вновь наполнилось врагами. Мертвецы покрепче утихли, но самых слабых мертвый нисмант все таки успел разбудить. Альбрехт и Арманд помогали Анабель выбраться из могилы. Двое горожан все так же безуспешно пытались вызволить из ледяного плена товарища. Миранда и вовсе сбежала, растворившись в лесных дебрях.

Послышался стон. Шанти оглянулся, заметив, что горожанка сидит на земле. Удар шаровой молнии не прошел для нее бесследно. Держась за грудь, она едва могла дышать, со свистом втягивая воздух. Шанти хотел увести девушку в безопасное место, но обе ноги словно вросли в землю. Вновь загремела битва. В стороне Арманд с соратниками добивал скелетов. Анабель лежала на обломке надгробья, и, схватившись за горло, громко кашляла.

Глядя на подругу, он немного успокоился. Хвала Нисмассу, хоть ее удалось сберечь. Вновь обратив взор на горожанку, Шанти заметил, что из земли напротив нее поднимается сгорбленная фигура. Судя по росту, это был ребенок. Одежды на нем практически не было, только лоскутки кожи, сросшиеся с остатками платья. Грудная клетка была раскрыта, словно капкан. Внутри копошились жуки-трупоеды. Вместе с рыхлой землей под ноги мертвецу посыпались грязные свертки, похожие на плетеных человечков. Тряхнув спутанными волосами, скелет поворотился в сторону девушки. Та продолжала держаться за грудь, пристально глядя на мертвеца. Палаш лежал рядом, но, вместо того, чтобы схватить его и разрубить костлявую фигурку, она почему-то просто смотрела.

Мертвец сделал нетвердый шаг, приподняв единственную руку. Шанти не понимал, что происходит. Знал лишь, что если девушка и дальше будет строить из себя жертву, то сама вскоре присоединится к мертвецам. Опомнившись, он стряхнул с глаз пелену и стал искать копье, но Анабель его опередила. Крестьянка подскочила к мертвецу и, раскрутив тяжелое древко над головой, изо всех сил обрушила его на скелет. Тощая фигура разлетелась на мелкие кусочки, осыпав могилы градом костей.

— Мерзкие твари, — сквозь зубы прошептала она, протянув девушке руку. — Ты цела, подруга?

Шанти не совсем понял, что крестьянка хотел этим сказать, назвав знатную даму подругой. Горожанка кое-как поднялась с земли. К его ужасу, она подняла и клинок. Лицо ее не выражало благодарности, только лютую злобу. Анабель не ожидала подобного ответа, а посему безропотно приняла удар гарды, упав на могилу с распоротой щекой. Затылок скользнул по камням, коснувшись осколка мраморной плиты.

Он подбежал к ней и приподнял голову. Вытер кровь, струившуюся по шее. Тормошил и бил по щекам. Слишком поздно. Девушка, которую он любил много лет, была мертва.

Румбольд и Фалез покинули казармы с заходом солнца. Облачившись в пластинчатые доспехи, опоясавшись короткими мечами, они направились в нижний предел. Место, в котором им предстояло провести ночь, считалось самым опасным в городе. Ополченцам, дежурившим у пристани, вместо стеганки и цветных сюрко, выдавали специальную кожаную броню, состоявшую из множества подогнанных друг к другу металлических пластин, и укороченные клинки с игольчатым наконечником. Кроме того каждому полагалось носить округлый шлем с низким надзатыльником, защищавшем голову сзади. Такая экипировка спасала от скользких ударов ножом и помогала выстоять в поединках среди трущоб.

Спустившись по каменной лестнице на главную улицу, ополченцы зашагали в сторону моря. Румбольд шел медленно, время от времени всматриваясь в проходы между домами. Место было ему хорошо знакомо. Он прожил в трущобах весь прошлый год, помогая отцу и рыбакам на пристани, и мог бы прожить в десять раз больше, если бы не проклятая спесивость. С тех пор как он высказал Фергусу все, что думает, на душе стало совсем неспокойно. Ему не стоило горячиться, но воспоминания о преступлении родителя всегда пробуждали в нем ярость. Воровство, пьянство и лень разрушали общество, превращая людей в животных. В глуши они учились выживать, добывая еду и спасаясь от врагов собственными силами, но, попав в город, становились частью общины. Здесь закон был един для всех. Отец нарушил его, предав тех, кто давал ему кров и пищу, а посему заслуженно понес наказание. Спустя два месяца с момента смерти однорукого бандита Румбольд ни разу и не усомнился в этом.

Светляки в начале улицы зажигали огни. Поднимаясь по приставным лестницам на высокие столбы, сумеречные работяги держали бутыли с маслом, наполняя стеклянные сосуды вязкой жидкостью. Дальше первой линии домов средней четверти они не ходили. Не было нужды. Большая часть светильников в порту была разбита, а его жители пользовались факелам. Внизу в принципе все держалось на честном слове, от ветхих жилищ до порядка в целом.

Миновав последнюю ухоженную улицу, они спустились во мрак нижнего предела. На смену крепким фахверковым домам и богатым мастерским пришли покосившиеся лачуги и рыбацкие хибары из прутьев и досок.

— Сегодня ночью будет жарко, — глубокомысленно заключил толстощекий Фалез, поглаживая второй подбородок.

Его напарник был горожанином в третьем поколении, крупным и неповоротливым, как и подобает человеку, выросшему в достатке. Его округлые щеки вздрагивали на ходу, а живот под доспехами постоянно ворчал от голода.

— Конец весны всегда жаркий, — согласился Румбольд, придерживая клинок у пояса. — Ветер с Южных островов приносит зной днем и ночью.

— Я не об этом.

Лысый ополченец самодовольно ухмыльнулся, сняв неудобный шлем. Глядя на него, он запустил мозолистую пятерню под плакарт и крепко стиснул все, что смог там нащупать. Румбольд вспомнил, куда собирался отпустить Фалеза ночью. У них был уговор, вот только он пообещал ему это до встречи с Фергусом.