Полана резко встала и направилась к двери. Там она остановилась и произнесла через плечо:

— Наемники выполнят любой приказ, если рядом будешь ты.

Оставшись в одиночестве, Орвальд почувствовал, как голова вновь наполняется тяжестью. Чтобы хоть как-то взбодриться, он выбрался из кресла и стал прогуливаться вокруг стола. Ноги сами привели его к большому фамильному щиту. Прекрасный образец творчества столичных оружейников был изготовлен к их свадьбе. Гладкая поверхность лежала на палисандровых досках и была разделена на два поля; правое украшал серп, занесенный над колосом пшеницы, левое — алмазная капля на перевязи. Гербы символизировали союз семей землевладельцев и городских ювелиров. Полвека назад, еще во время правления губернатора Лютера, отцу Поланы принадлежала половина драгоценностей на острове и три особняка в верхнем квартале. Погубила главного ювелира Готфорда доброта к черни и привычка подавать милостыню в тех местах, где следовало раздавать удары бича. В 444 году он совершил последний рейд милосердия в нижний предел, после которого старика нашли в самом сердце трущоб с ножом в спине. Рем сгинул бесследно вместе со всем со своим добром, оставив после себя Полану, такую же сердобольную, как и ее папаша, а также этот щит, напоминавший ему, что нужно делать, когда кто-то тянет к тебе руку.

— Руби с плеча, пока голова горяча, — произнес он вслух слова прадеда, которые в долине помнили до сих пор. Буленгард был славен не только расправами над крестьянами, но и дальновидностью. Лишь благодаря ему, он получил все то, что имел теперь.

Взгляд Орвальда коснулся рукоятей двух вергальских клинков, торчавших из-за щита. «Каменный шип» с острой гардой и «Привелитель» с ликом прекрасной женщины на яблоке, стоили столько же, сколько все его горные хозяйства вместе взятые. Левый принадлежал прадеду, правый — деду. Отец говорил, что Буленгард в 334 году купил «Шип» у лорда Эктора из Торнвуда, продав рыцарю обе свои каракки. Вне всяких сомнений, землевладелец раскошелился после того как младший брат десятью годами ранее украл его фамильный меч и зашвырнул в какую-то пещеру на севере. Оба Лендлорда отдали многие тысячи золотых за эти игрушки, чтобы просто повесить их на стену. За две сотни лет, с тех самых пор как их предок Йозенферт прибыл на Миркхолд, в их семье никто так и не научился фехтовать. Суровый прадед иногда казнил крестьян «Каменным шипом». Дед носил «Привелитель» просто для красоты, предпочитая пускать в ход фамильный лук. Отец оружие вовсе презирал, а он в молодости лишь изредка из лука стрелял.

Поднявшись на цыпочки, Орвальд потихоньку снял щит и извлек из скоб «Привелитель». Тяжелая рукоять легла в ладонь. Лезвие было острым, с зеркальными гранями, давая отражение не хуже, чем смотрильня. Само оружие хорошо сбалансировано. Меч Болдера был чуть длиннее, чем клинок Буленгарда. Барон Роберт, получивший фамильный меч в дар от своего отца, против правил дал клинку прозвище «Кочерга», и пользовался им не чаще, чем настоящей кочергой, вследствие чего бесценный клинок шестьдесят два года провисел на стене без дела.

Орвальд поводил им по воздуху, взмахнул раз, другой и уверенно кивнул. Сил для удара по-прежнему хватало.

— Ваша милость знает толк в оружии.

От неожиданности он едва не выронил клинок. Из-за дверного косяка за ним с любопытством наблюдал Джагинс. Бородатый мужичок, судя по всему, так и простоял за дверью, подслушивая их разговор.

— Ты здесь? Хм. — Орвальд немного подумал и решил одним ударом покончить с бессонницей. — Ступай, найди Дистензу. Вели ему немедленно явиться ко мне.

Джагинс опрометью помчался во двор и через некоторое время вернулся с главой охраны домена. Орвальд к тому времени уселся в кресло, положив перед собой «Привелитель». По мановению руки лощеный воин подошел к нему и поклонился, с опаской зыркнув на клинок. На нем был серебристый доспех королевского гвардейца. У пояса висел меч. Светлые волосы были забраны хвост. Лицо чисто выбрито. Все как обычно, только в глазах уже не было того азарта и хвастовства. С тех пор как он получил вожделенную должность, настроение его ухудшалось прямо пропорционально количеству дней проведенных в ней. Орвальд, глядя на бывшего капрала, только улыбнулся. Долго до павлина доходило, чем именно на фермах занимается глава наемников, и что чаще получает вместо золота.

Жестом он предложил ему занять место, и воин послушно сел, храня молчание.

— Доброе утро, Дистенза. Вижу, ты пошел на поправку. Как твое здоровье, как поживают друзья?

— Спасибо за заботу, господин-покровитель, — мягким голосом молвил воин. — Здоровье в порядке. Друзей у меня нет.

— Разумеется. Бремя власти несут одиночки.

Воцарилось молчание. Орвальд долго и пристально смотрел на визитера. Дистенза поминутно бросал на него взоры и тяжело покашливал, делая вид, что изучает кабинет. Джагинс с интересом наблюдал со стороны.

— Ты ведь не сердишься на мою дочь? — нарушил молчание Орвальд, глядя на узорчатую кирасу воина, на поверхности которого, несмотря на старания кузнеца, сохранился след от подковы.

— Я люблю Елену, как и всю вашу семью, господин-покровитель, — почти не размыкая зубов, произнес Дистенза.

Удовлетворившись ответом, Орвальд постучал толстыми пальцами по столу и, подумав, еще спросил:

— Может, хочешь закурить? Выглядишь ты неважно. Рваный рот тебя точно взбодрит.

— Вы же запретили эту траву.

— Только для тебя, пока никто не видит.

Дистенза покосился на Джагинса. Мажордом в ответ лишь коварно улыбнулся и зачем-то спрятал руки за спину.

— Нет, — резко отклонил наемник, по-видимому, догадавшись, что проверяют его лояльность.

— Хорошо, тогда слушай и запоминай, — громко и четко произнес он, назидательно приподняв палец. — К полудню соберешь одиннадцать лучших воинов, желательно тех, кто умеет стрелять из лука. Прикажешь седлать коней и приготовить припасы на три дня. Мы выдвигаемся после полудня.